Король Файфа. 1. Джексон хочет секса

Ну, так вот, бля. Тут разговор приобретает такой оборот, что самая прожженная порнуха покажется детским лепетом.
— Вы ведь знаете Большого Монти; никто не скажет, что у него короткий. Берет, значит, Монти дозу у какого-то парня в Эдинбурге, засаживает «Теннентс» — сразу две банки пиваси-ка! — и приправляет порошком. Не вру, он сам рассказывал.

Дюк Маслбери призадумался, поднял кружку «Гиннесса» и глотнул. На грязно-рыжих усах остались хлопья пивной пены, или «кремовой пены», как ее настойчиво называют в дублинской пивоварне «Портер Брюэри». Сегодня суббота, и в такую рань никого, кроме нас, в «Готе» нет. «Гот» — это наш местный паб, уютное заведение; здесь всегда тепло, все отделано под красное дерево. Напротив стойки — большой телик, мы по нему футбол смотрим. Футбол обычно местный, шотландский (тоска, выигрывают только две команды) или английский (еще хуже, только одна команда выигрывает), но иногда показывают и французов, и немцев. У стены за стеклянной перегородкой — бильярдная, и все кретины там похожи на золотых рыбок в аквариуме.
Но пока никого нет. Улица пуста, как дискотека в Тель-Авиве. А значит, нам обоим придется слушать россказни Дюка.
— И вот он засунул ей по самое нехочу и дерет ее, дерет, да не абы как, у нее аж дыра трещит, а она у этой блядюги шире, чем устье Нила. Ага, Миссисипи отдыхает. Тогда Монти извлекает свой инструмент, переворачивает эту суку и засаживает ей прямо в жопу. А та у нее тугая, как у девочки, и здесь уж Монти
есть что потрахать. — Дюк рыгает и ставит кружку на стол.
— Пиздишь, поди. — Сосед Уотсон снимает запотевшие вдруг очки в серебристой оправе и ну их протирать.
Дюк Маслбери в бурном протесте мотает лысоватой башкой, тряся грязно-рыжим хвостом за спиной.
— Ни фига!.. Но ты слушай дальше, Монти облажался по полной программе. Эта шлюшка, оказывается, сама несколько дней на наркоте сидела, да так, что желудок расстроился, и не успел он ей воткнуть елдак в задницу, как она обделалась. Ну и получил он горячей подливки! Сорвал, называется, клубничку.
Смотрю, у Соседа Уотсона глазенки-то увлажнились под очечками, с него прямо-таки льет, как между ног у шалавы, которую отодрали всей толпой.
— А у нее как раз ломка со «льда», — продолжает Дюк, — ее так плющит, просто мама не горюй, и вот она визжит: «Копец тебе! Щас оторву его на хер!», и насаживается ему на кол, да все глубже, сошлись, короче, по всем законам физики, непреодолимая сила и абсолютно неподвижное тело...
— Ну а дальше? — Сосед Уотсон, поковыряв в носу, что-то оттуда извлекает, внимательно осматривает, скатывает шарик и щелчком отправляет на пол.
Дюк неприязненно морщится и продолжает:
— А дело было в гостинице, ну, в той, что в Данфермлине, как там ее?., тот еще траходром... а, вспомнил! «Принц Малькольм», вот где. Монти так от этого поперло, что он не соображал уже ничего, ну и случайно врезал кулаком по кнопке пожарной сигнализации. Лапища у него здоровенная, да еще на пальцах печатки бандюковские. И началось...
Во, бля! Я давай прикидывать: «Принц Малькольм»? Так там же моя мамаша окопалась. Работает администратором и трахается с Коротышкой Арни по кличке Говнюк Коридорный.
— ...понаехало полиции, пожарных, короче, все собрались.
Ситуевина не из приятных, тут любой спасует. — Дюк поднял кружку и хлебнул пива.
Ко мне поворачивается Сосед и спрашивает в лоб:
— Постой-ка, Джейсон, а не там ли твоя матушка работает?
— Угу, — мычу. Уж он-то, бармен, прекрасно знает, где кто работает.
Но от позора меня спасает Дюк Маслбери, сам того не желая, — это его история, и она еше не закончена.
— В общем, забыковал он на нее, на шлюшку эту. А знаете, кем она оказалась? Это, значит, была наездница наша, докторская дочка. Ну, того, что живет у Лохгелли. Как ее... Лара Грант! — Дюк мерзко так своим змеиным языком принимается слизывать пену с усов, словно «дворниками» снег убирает со стекла автомобиля. У меня внутри от этих новостей как будто что-то оборвалось, а он хитренько так на меня прищурился и продолжает: — Ха, ведь это же вы за ней когда-то приударяли, Ваше величество!
— До сих пор за ней волочится, — ржет Сосед.
— Да, просто чтобы навыков не терять... — бормочу я в ответ, а сам чувствую — нечем мне дышать, словно полыхнуло что-то в «Готе» и не стало кислорода, потому как ни капли в легкие не поступает. Лара, объект моего вожделения, и этот здоровенный страхолюдный пиздюк Монти!.. Да где, в гостинице моей мамаши и говнюка Коротышки Арни! А болтливый лысый хер с рыжим хвостом, Дюк Маслбери, сидит себе и скалит
желтые зубы из усов. Тоже мне, друг, мать его.
— Да, да, помнится, вроде твоя телка-то, — не унимается он.
Сжал я пивную кружку покрепче, ну, думаю, сейчас ты допиздишься. А потом решил: не надо, Джейсон, притормози, подумай. Гонца никто не убивает, какой бы новость ни была. Но Лара, моя первая девушка!.. Нет, если считать, кому первой сунул, то тогда Канадка-Элисон была первой.
— Не ее ли ты драл давным-давно, когда еще был в седле? — Вот уж трепло так трепло, этот Сосед. — Вижу ее изредка, манду в платочке, возле «Премьер Бинго».
— Она до сих пор конкуром занимается, — отвечаю.
— Ты ей вдуть-то успел?
— Гуляли мы вместе, но она еще девчушкой маленькой была. — Я начинаю злиться; с некоторыми придурками лучше заранее выяснить, о чем не говорить.
— Да уж, теперь-то совсем не девчушка. Все знают, дает налево и направо.
— Ага, — говорю, — все сплетники знают.
— Нет, девок нельзя делить просто на блядей и целок, — встревает в разговор Сосед. — По-моему, это совершенно не правильно.
— Ну, нас-то здесь, в Файфе, это точно не касается. — Дюк даже головой замотал. — Здесь они все бляди; и их мужья, отцы, дружки, братья и сыновья — бляди все!
Похоже, это тост, и мы сдвигаем кружки. Да здравствует Файф: никакой половой дискриминации!
— Лара-то эта с дочкой Тома Кахилла ошивается. — Дюк никак не может оставить тему.
— Знаю, знаю, — говорю, — с малышкой Дженни.
— Может, ты их и не трахал, зато разнюхал достаточно, — говорит Сосед. — Поди, раз сорок на них передернул, а, Джейсон?
— Какие там сорок, — отвечаю, — за десять тысяч зашкаливает. Я от этих девчонок больше кайфа получил, чем Монти-гондон.
Тут Сосед начинает философствовать. Он снимает очки и давай их опять полировать, а потом тереть вмятину от оправы на клюве.
— Интересно вот мне, что бы сказали девчонки, узнай, сколько времени мы о них думаем и дрочим, сколько нашей фантазии и желания уходит на творческую режиссуру. Сколько порнофильмов проносится в голове почти каждую ночь, Голливуд отдыхает! А кто главная героиня? Какая-нибудь безмозглая шалава, актриска дешевая.
— Тебя послушать, ни дать ни взять комплимент получается. А что? Мне бы понравилось. Представляешь, ты ни сном ни духом, а о тебе мечтают, тратят на тебя время. Я такую добрую душу хотя бы из сострадания оттрахал.
Сосед покачал в ответ головой и нацепил очки на нос.
— Ни хрена не выйдет. На самом деле эта добрая душа просто подумает, что ты жалкий грязный извращенец. Ни черта тебе не понять в женском восприятии секса. Там все такое утонченное и романтическое... короче, дуры они все. Ты им рыцаря подавай, а не хухры-мухры, да чтоб принцессу из башни спасал. Вот потому этих шикарных сучек и тянет к лошадям, — распаляется он все больше и больше. А Сосед, надо сказать, по
бабам большой спец, он даже женат был. — Помнится, еще в школе подъехал я как-то к Ирен Кармоди, помнишь такую?
— Толстуха, что ли? — киваю я, пытаясь вызвать в памяти образ.
На лице Соседа появляется неподдельная скорбь.
— Я ей как на духу расписал, мол, представил, как мы втроем: я, ты в чем мать родила и Андреа Маккензи... Думаешь, кто-нибудь оценил мой вкус и воображение? Черта с два. Она отцу настучала, отловил он меня возле одной забегаловки и говорит:
«Отстань от моей дочурки со своими грязными предложениями!» Представляешь? — Сосед опять качает головой. — Некоторые видят только себя белыми и пушистыми.
Н-да, нравы и обычаи межполовых отношений в сердце Файфа весьма занимательны, но мне пора.
— Ты куда это, Джейсон? — спрашивает Дюк.
— Пойду прогуляюсь, зайду к букмекеру.
И вот я на улице, на свежем воздухе, топаю по главной улице.
Хотя городишко наш видал дни и получше, в центре пока есть где промочить горло. Я обычно захожу в «Джей Джейз» или к «Малышу Джимми», если только уже не сижу в «Готе», который последнее время считается — и, кстати, вполне заслуженно — старперской забегаловкой. Через дорогу напротив, в «Партнерз бар», можно вечером снять телку. А днем — нет.
Итак, кому из букмекеров достанутся мои бабки — «Лэд-броукс» или «Коралз»? «Коралз» — оплот фанатов «Глазго Рейн-джерз», да и весь город давно уже пропитался духом «Рейнд-жерз», еще со времен их знаменитейшего игрока, Джима Бакстера, если верить моему старику. Выбираю «Лэдброукс», но ничего стоящего в расписании игр не нахожу. Однако в животе бурлит с голодухи, и я отправляюсь на поиски хавчика.
Обедаю, в конце концов, в кафешке «Сентрал-перк», ну, в той самой, в честь которой назвали кафе в сериале «Друзья». Наша-то забегаловка так называется потому, что она рядом с Сентрал-перк, где тренируется «Блю Бразил». Это место все знают, оно-то постарше будет, чем какой-то идиотский парк в Нью-Йорке.
Не хочется мне картофеля фри с горошком, а хочется мне яичницу и рульку с кровяной колбасой да чашку чаю. В кафе никого нет, только две девицы с малышом в коляске. Забавная для марта погода: идет дождь, и в то же время на удивление жарко. На одной из девиц теплая белая куртка с капюшоном, которую она стягивает.
— Я, — говорит, — вся вспотела!
На второй — только тоненькая белая маечка, и девица не согласна:
— Ничего себе! А я вся промокла!
Думаю, что мамаша из них — которая Вся-Промокла; официантка принимается болтать с той, что Вся-Вспотела.
Бля, ну и образины! В жизни не видел таких стремных телок. Это как же надо ширнуться, чтоб на таких потянуло! Тут вдруг заходит рыжая девка, и у меня на нее встает. Передние зубы у рыжей торчат, словно кто-то изнутри выбить пытался. Да, в наше время разных козлов хватает, может, просто увлекся парень, орудуя кулаками; тут я вспоминаю про Большого Монти и Лару.
Короче, у меня зачесалось, и я отправляюсь в сортир с табличкой «Только для посетителей», чтобы тихо сам с собою, правою рукою... Там места-то — и плюнуть некуда, но я кое-как спустил в раковину. Вот так, бля, партизаню за тех, кому не дают, а хочется.
Выхожу я из сортира, в башке все плывет. Сталкиваюсь с этой зубастой, а она на меня пялится. Но из толчка вроде ничем не воняет, так что мне по херу. Все подумают, что я там просто ширнулся.
Кладу на стол пятерку и готов идти.
Что такое вечерняя субботняя прогулка по Кауденбиту? Это игра в прятки с кредиторами и погоня за должниками; самое интересное, что каждую неделю игроки меняются ролями. Да, здесь четко осознаешь: ты — лишь звено в пищевой цепи. Посмотрите направо, господа: местный паренек Кинг; почти скатился к самому низу, но все же держится выше существа вроде Ричи-Терпилы. Тот, кстати, как раз поднимается на холм, к станции; к бабке ходить не надо — только вышел из «Нового Гота».
А вообще у нас не городок — сказка. Картофель фри с горошком а-ля детская неожиданность — всего один фунт девяносто пенсов, съел — и целый день о жратве не думаешь. Залить сверху пару кружек «Гиннесса», и даже эта модная нынче штучка Джиллиан Маккит, которая рассказывает про здоровое питание по телику, не стала бы спорить. Впрочем, это я, пожалуй, приврал.
Но о «Гиннессе» на сегодня придется забыть — яичница, колбасная рулька и чай серьезно подорвали мой пивной бюджет. Невосполнимые потери — три фунта пять пенсов. А не пора ли мне сходить в бюро по трудоустройству? Сажусь за компьютер, проверяю. Работа только грошовая и далеко. Одно место более или менее подходит, но разве Данфермлин — это близко? По-моему, нет.
«РАБОТА В ДАНФЕРМЛИНЕ, ПЯТЬ ФУНТОВ В ЧАС, РАБОЧАЯ НЕДЕЛЯ - СОРОК ЧАСОВ».
Значит, с понедельника по пятницу, с восьми до пяти. Правда, работа временная, на шесть недель. Двести фунтов в неделю минус налоги и страховка, итого остается сто семьдесят фунтов. Это что, зарплата, что ли? Если я не заплачу своему старику за жилье, брошу пить пиво, умудрюсь не попасться, кому должен, и никому не дам взаймы, то через полтора месяца у меня будет пять сотен. Ебать-колотить. «Опыт не требуется, обучение в процессе работы». Но кому на стройке нужен такой коротышка, как я?
На улице солнце слепит глаза, и первый, кого я замечаю, это наш бывший священник, Джек Анструтер по кличке Джеки, некогда с позором отлученный от церкви. Сидит себе на тротуаре и прикладывается к бутылке бог знает чем крепленого пойла.
— Джейсон Кинг! — хрипло орет он мне. — Как делишки на рынке труда?
— Облом, Джек. Бывшему жокею-коммуняке не видать трудового счастья.
Джек ржет в ответ, да так, что на его багровой физиономии проступают сосуды, — и наверняка опять лопаются. Волосы, как всегда, торчат вверх, как у Дона Кинга, ну, этого, который боксерами заправляет. Из-за «прически» да глаз навыкате — вылитый клиент психушки! — вид у него бесконечно удивленный, как у ребенка, чьи пальчики только что неожиданно обнаружили собственные дырочки, а от лохмотьев несет лежалым товаром овощного рынка в Сентрал-перк.
— Вот забавно-то, сынок, у бывшего священника-коммуняки дела ничуть не лучше. — И он протягивает мне бутылку.
— Да нет, Джек, спасибо, не мое бухло, — отвечаю. Неудобно, конечно, отказываться, но ты есть то, что ты пьешь; и хоть в карманах пусто, я, как-никак, поклонник «Гиннесса», а значит, пью ступенькой выше, чем все эти любители крепленой бормотухи.
Оставив святого отца его бутылке, замечаю малышку Дженни. Она выходит из развлекательного центра, красы и гордости Кауденбита; Дженни, как и Лара, та еще штучка из жлобского Сент-Андруса. Нехилая, скажу я вам, красотка; у нее где надо — только-только наливается! Наверное, пилатесом занималась. А У меня в этом зале скоро разборка с Моссмэном за Кубок Шотландии. Эх, вздыхаю, не задница, а яблочко. И сует она это яблочко на водительское сиденье тачки. Радуюсь, что вовремя выпустил пар, а не то бы сейчас прямо посреди улицы кончил!
Возвращаюсь той же дорогой. Прохожу мимо салона «Спайдерз веб тату», и каждый раз блевать хочется. Я хер знает сколько копил деньги на татушку с большим сердцем, на котором написано: ЭЛИСОН. А как только сделал наколку, эта сука от меня и сбежала. Один хмырь из Лохгелли собрался в Канаду. Нашел, видите ли, спонсоров и решил, что он кому-то в колониях нужен. Сунул ей под нос документы — мол, слесарь, и увез в Канаду. А когда мы с ней, расставаясь, повздорили, оказалось, что он ей не только документы сунул. И не только под нос.
В «Клэнзмене» через дорогу можно дернуть чего-нибудь типа джин-тоника, «Крейзи Вимто», например, или «Викид Блю» за два пятьдесят с портвешком. Нотам может ошиваться Большой Монти. Схожу-ка я лучше в тотализатор, может, найду волшебную тропку к сказочным богатствам?