Христа распинают вновь

Вдова сорвала какую-то травинку и молча прикусила ее зубами.

Помолчали немного. У Яннакоса тоже пропал аппетит, он завязал котомку.

— Что у тебя в узле, Катерина? — спросил Яннакос, чтобы нарушить тишину, которая словно душила его.

— Немного белья для детей.

— Ты им подаришь?

— Да.

— И… овцу?

— И ее. Чтоб у детей было молоко.

Яннакос опустил голову. Вдова прибавила, будто желая оправдаться:

— Видишь ли, сосед, своих детей у меня не было, и мне кажется, что все дети у людей — это мои дети.

Яннакос почувствовал, что горло у него сжалось.

— Катерина, — промолвил он прерывающимся голосом, — мне хочется лечь на землю и поцеловать тебе ноги.

— Старик Патриархеас, паралитик, — сказала вдова, — позвал меня позавчера и заявил, что, по желанию совета старост, я буду вскоре изображать Магдалину. Мне стало стыдно. Я слышала, что значит быть Магдалиной; и я тоже — вот до чего я дошла! Сельская Магдалина… И все-таки, когда он это сказал, мне стало стыдно. Но теперь, Яннакос, мне не стыдно. Если б я встретила Христа и если б у меня был флакончик с духами, я бы его разбила и омыла господу ноги, а потом вытерла их своими косами… Так мне кажется… И стояла бы я рядом с богоматерью, даже если бы она стыдилась меня… Ты что-нибудь понял, Яннакос, из того, что я тебе сказала?

— Понял, понял, Катерина, — ответил Яннакос, и его глаза наполнились слезами. — С сегодняшнего утра, Катерина, я начинаю понимать…

И немного погодя;

— Я еще больше грешен, чем ты, Катерина, поэтому и понимаю. Сначала я был мелким воришкой, мелким вруном… Сегодня утром я стал преступником… Но теперь…

Помолчал, почувствовал, как что-то расцвело в его сердце. Схватил флягу.

— За твое здоровье, Катерина! — закричал он. — Я тебя огорчил, извини меня… Осел я, по-ослиному и поступаю.

Выпив, он хорошенько вытер горлышко фляги.

— Выпей и ты, Катерина! Хочу почувствовать, что ты меня простила.

— За твое здоровье, Яннакос! — И вдова изогнула свою красивую шею.

— Ну, я пойду, — сказала она, вытерла губы и встала. — Посмотри на овцу, как она волнуется, как жалобно блеет; не подоила я ее, бедняжку; поведу, чтобы там подоили.

— Не будешь по ней скучать, Катерина? Знаю я, как ты ее любила.

— Если бы ты отдал своего ослика, ты бы скучал?

Яннакос вздрогнул.

— Не говори так, соседка, сердце мое разрывается!

— И у меня разрывается сердце, Яннакос. До свидания!

Она остановилась на минутку, словно хотела еще что-то сказать, но не решалась.