|
Севернее ворот богоматери снова остановился священник перед какой-то разрушенной, поросшей травами стеной. Поднял кропило, трижды благословил камни, вздохнул и повернулся к односельчанам. — Здесь, — сказал он, и его голос задрожал, — здесь мы построим, братья, ворота Константина Палеолога![26] Сюда когда-нибудь, дети мои, непременно войдет вестник, весь в поту и пыли, и крикнет: «Братья, мы взяли Константинополь!» Разбушевался народ, послышались воинственные голоса, все смотрели на север, на пыль, что поднималась с поля, — будто уже видели поспешно приближавшегося путника. — Дед Панагос, — закричал поп, — подойди! Неси свой мешок сюда, к воротам Палеолога! Повернулся к мужчинам, стоявшим с лопатами. — Копайте! Копали быстро, вырыли большую яму, в рост глубиной, старец Панагос спустился туда. Одну за другой, он вынимал из мешка кости — берцовые, локтевые, черепа, ребра — и осторожно, с уважением, при общем молчании, укладывал их в вырытой яме. Потом поп Фотис обрызгал кости святой водой, бросил туда кропило и крикнул: — Отцы наши, потерпите; не растворяйтесь в земле! Он придет, придет! Когда-нибудь мы услышим великую весть! Яннакос вытер глаза, наполнившиеся слезами; какой-то комок застрял у него в горле. — Вылезай наверх, дед Панагос! — крикнул священник. — Выходи, надо яму засыпать. Подбежали двое юношей, чтобы помочь старику. — Оставьте меня, дети мои, — сказал он, — мне тут хорошо. Зачем я вам нужен? Чтобы хлеб напрасно есть? Не могу я больше работать, детей уже не могу плодить, никакой пользы от меня нет — оставьте меня здесь! — Дед Панагос, — строго сказал священник, — время твое еще не пришло, не торопись! — Отче мой, — ответил старец умоляюще, — оставь меня тут, мне здесь хорошо! Я слышал, что, если не закопать живого человека при основании деревни, деревня не укоренится. Где я найду лучшую смерть? Закопайте меня! — Нельзя, — возразил священник, — бог дал тебе жизнь, бог ее и отнимет у тебя. Мы же не имеем права, дед Панагос… Поднимите его наверх, ребята! Нагнулись парни, протянули руки, чтобы достать его, но старец уже улегся ничком на костях и кричал: — Оставьте меня, дети мои, оставьте меня, мне тут хорошо! Яннакос не выдержал, подбежал и тоже нагнулся над ямой: увидел неподвижного старика — тот повернул лицо к солнцу и улыбался, счастливый. — Мне хорошо тут… — бормотал он, сложив руки на груди. Опять к горлу Яннакоса подкатился комок, и он всхлипнул. — 77 —
|