|
Чем больше говорил поп, тем сильнее злились люди. В мерцающем свете трех лампад ненавистью сверкали белки их глаз, скрежетали зубы, сжимались кулаки — и вся эта темная масса гудела и рычала. Панайотарос, стоя на коленях, смотрел не отрываясь на Манольоса. Он словно боялся, что тот ускользнет от него: Манольос поворачивался влево, сеиз тоже поворачивался влево, Манольос наклонялся вправо — и сеиз наклонялся вправо, готовый броситься и схватить его. А старик Ладас, стоявший рядом, вспомнил свой сгоревший дом, вспомнил свои бурдюки, бочки и заплакал. Поп Григорис склонился к Манольосу, который спокойно сидел на ступеньке. — Проклятый, — закричал ему поп, — встань! Подними его, Панайотарос, поставь его как следует, чтоб он не упал! Слышал, какие бедствия ты причинил селу? Слышал, какие грехи падают на твою душу? Ты можешь что-нибудь сказать в свою защиту? Можешь ли что-нибудь сказать? — Ничего, — ответил Манольос спокойно. — Признаешь, что ты крал, поджигал и убивал? — Признаю. Во всем, что случилось, только я виновен, и больше никто. — Признаешь, что ты большевик? — Если большевик — это то, что у меня в мыслях — значит, я большевик, отче! Церковь загудела до самого купола, где парил вседержитель. Старик Ладас выскочил вперед и закричал: — Смерть! Смерть! Можно ли оставлять его в живых? Какая нам нужда в других свидетелях? Смерть! Зарычали люди, рассвирепели, замахали руками. — Смерть! Смерть! Манольос вырвал свою руку из ручищ Панайотароса, спустился по ступенькам алтаря. Люди отступили. Манольос сделал шаг и протянул вперед руки. — Убейте меня, — сказал он. И, не сопротивляясь, пошел вперед, спокойный и беззащитный. На его белокурую голову падал нежный свет лампад. Люди смотрели на него с удивлением и, сами того не замечая, все время расступались перед ним, И все настолько растерялись, что, если бы в это время Манольос дошел до двери и побежал, никто не двинулся бы с места, чтобы помешать ему. Но он остановился посредине церкви, под вседержителем на куполе, и скрестил руки. — Убейте меня, — повторил он, словно умоляя. Поп Григорис вышел из алтаря и сделал знак Панайотаросу, чтобы тот следовал за ним. И, пригнувшись, вытянув шею, растопырив пальцы, готовый вот-вот броситься на Манольоса, сам медленно двинулся к своему врагу. — Закройте дверь! — глухо зарычал он. — Закройте дверь, а то он уйдет от нас. Пономарь побежал к двери, закрыл ее на ключ и уперся в нее спиной. Глухой крик попа Григориса вывел толпу из оцепенения, и сразу же ею овладел страх — как бы не убежала дичь. Все сдвинулись и тесным кольцом окружили Манольоса. И теперь он чувствовал на своем лице тяжелое, прерывистое дыхание толпы. — 331 —
|