Дождевые капли падали все чаще, вдалеке слышались гулкие раскаты грома. Манольос ускорил шаг. В спину ему дул попутный ветер, подгоняя его, и он радовался, чувствуя, что у ветра, как и у человека, тоже есть руки, грудь, дыхание! Издалека он заметил освещенное окошко кошары. «В этот час, — подумал он, — Никольос уже подоил овец, поужинал и, наверно, улегся спать. Значит, это Михелис зажег свет!» При мысли о своем преданном друге сердце Манольоса забилось сильнее. — Он не выдержит, — прошептал Манольос, — он привык жить по-господски, без забот, привык к хорошей еде, к мягкой постели, к домашнему теплу и безопасности. Лучше бы ему вернуться домой! Независимо от его воли, богатство тяжелым бременем лежит у него на душе, оно мешает ей быть свободной. К тому же у него есть еще Марьори, которая притягивает его к земле… И он вспомнил жестокие, но верные слова Христа: «Удобнее верблюду пройти сквозь игольные ушки, нежели богатому войти в царствие небесное…» Он застал Михелиса в кошаре. Тот сидел перед горящей печкой и пристально смотрел на огонь. — Добрый вечер доброму гостю, — радостно сказал Манольос и вытер вспотевшее лицо и волосы. — Завтра утром я прощаюсь с этой печкой и ухожу — твой отец выгоняет меня! Он уселся на полу перед огнем и начал спокойно рассказывать об ярости старика архонта, о том, как тот бранился и как прогнал его. Рассказал он и о проклятиях попа. — Все произошло так, — заметил он, заканчивая рассказ, — как я и ожидал, как и должно было произойти. Жаловаться мне не на что, отец твой должен был меня прогнать, поп должен был меня проклясть, и я должен уйти. — Куда же ты теперь пойдешь? — спросил Михелис, с беспокойством и любовью сжимая руку товарища. — Ночь мне даст совет, бог часто приходит к нам, когда мы спим, и указывает дорогу. Я ничего еще не решил. Бог явится и укажет. Я спокоен. — Помнишь, — начал Михелис, — однажды вечером во дворе Костандиса я сказал тебе: куда ты пойдешь, Манольос, туда пойду и я. То же самое я повторяю и сейчас. — Не торопись, не торопись, Михелис. Ночь — святое дело, завтра посмотрим. За день они оба устали и теперь легли спать. Дождь усилился. Через открытое окошко в сарай струилась прохлада и первобытная сладостная мощь матери-земли, принимающей в свои объятия небо. Пахло горными сухими травами, ветер доносил издалека смолистый запах сосны, от влажной почвы поднимались испарения. Манольос, как и любой комок земли, ощущал приток свежих сил. — 226 —
|