|
— Здравствуй, Леньо, — сказал бывший жених. — Вижу, готовишься. В добрый час! — Тебе также! — насмешливо ответила Леньо. — Пусть тебя хорошая невеста украдет! Давай пошевеливайся, хозяин ждет тебя, — ни пуха ни пера, горемыка! И запела еще более страстно. Очень уж хотелось ей показать своему бывшему жениху, что она не нуждается в нем, что нашла лучшего — пусть он лопнет от злости! Старик Патриархеас ждал Манольоса и, переваривая съеденную курицу, курил сигареты одну за другой. Был он бос, но для тепла накинул на себя длинный архонтский халат. Его лицо посинело, вены на шее вздулись. Он ходил взад и вперед, пыхтел, отдувался, курил и время от времени бессильно падал на кровать. — Я виноват… я виноват… — повторял он. — Я, который пожалел его и вытащил из монастыря, где он жил монахом, словно кастрат. Хотел из него человека сделать. Так мне и нужно. Змею пригрел на своей груди… Да, прав был скряга Ладас! Сколько раз говорил он мне об этом, а я еще смеялся над ним: «Зло делаешь — тебя боятся и уважают; добро делаешь — тебе же и попадает!» Пожалуй, теперь мне попало! Вдруг пение Леньо вызвало у него приступ ярости. — Ну и похотливая самка! Хоть бы поскорее вышла замуж и успокоилась, а то все село взбаламутит своей песней, — пробормотал Патриархеас и подошел к окну, чтобы прикрикнуть на певунью. Но в это время открылась дверь и показался Манольос. Старик вздрогнул, глаза у него заблестели. — Заходи в комнату! — заорал он, с силой захлопнув за ним дверь. Прижав Манольоса к стене, он ударил его. — Это и есть твоя благодарность? — кричал архонт. — Я тебя принял в свой дом, а ты его поджег! Нам было хорошо до тебя, спокойно было в доме, спокойно было и в нашем селе, но вот пришла твоя милость, лжепророк, и все пошло вверх дном… Почему? Какое ты имел право вылезать вперед, спасать наше село? Это моя забота! Зачем ты всюду суешься и нарушаешь порядок? Сказать тебе? Ты прикинулся святым, чтобы поверили в тебя дураки, чтобы ты мог прославиться, а потом подняться на гору в праздник пророка Ильи и объявить революцию! — Революцию?! — сказал Манольос с удивлением. — А что же означали твои бесстыжие слова, которые ты говорил нам там, на горе, чтоб мы помогали оборванцам, чтоб все стали равными, ибо, видишь ли, все мы братья! Чтобы мы отдали пришельцам наши земли! Да откуда у тебя такие мысли? Это наши земли, наследие наших предков, это наша кровь! Значит, нужно отдать им нашу плоть, чтоб они ее съели? Какой вздор ты плел! — 223 —
|