|
Старик Патриархеас упал в кресло и схватился за голову. — Господи помилуй, — прошептал он, — помилуй меня, господи, конец света приходит. Потом он вскочил на ноги, глаза его почти вылезли из орбит. — Но тогда мой сын…? — сказал он, и рот его перекосился. — Манольос запутал его, архонт, вскружил ему голову. Сам того не понимая, Михелис стал большевиком. Разве ты не видел, что он ушел из твоего дома и пошел на гору к Манольосу? Еще немного — вот увидишь! — пойдет туда и Яннакос, затем оставит свой дом Костандис и тоже уйдет с ними… Это как заразная болезнь, архонт, один передает ее другому. И Андонис, парикмахер, вот-вот заразится ею, и толстяк Димитрос, мясник, и — веришь ли — учитель тоже… — Что ты говоришь, Панайотарос? Действительно, это конец света… Пойду к попу Григорису, надо навести порядок… — А если говорить о попе Фотисе и об этих голодранцах, которых он водит за собой, — так их прямо из Москвы послали в Ликовриси. Рассказывают, что их, мол, турок разорил, что они-де жертвовали собой ради отчизны… Ерунда! Я тебе говорю, их послала Москва! Манольос написал им, дал им знать — здесь, мол, в Ликовриси есть хлеб, много разного добра, приезжайте — и ограбим их! Есть тут один дурак архонт, он не станет противиться. Поэтому-то так быстро и спелся Манольос с попом Фотисом, стали сразу друзьями, подмигнули друг другу — и договорились. Поэтому, позавчера, когда ты его выгнал, куда он пошел? Прямо на Саракину! Ясное дело, архонт! Старик Патриархеас походил взад-вперед по комнате, подумал минутку и решительно произнес: — Ступай скажи попу Григорису, что мне необходимо видеть его сегодня же вечером! — Поп Григорис уехал сегодня с дочерью в Большое Село, он вернется только завтра. Он повез ее к врачам, она кашляет и харкает кровью. У нее страшная болезнь. — Иди ты к черту, проклятый! — закричал в ярости старик. — Ты что с самого утра обрушиваешь на мой дом все несчастья? — Что я узнал, архонт, то и говорю. Хочешь верь, хочешь не верь, твое дело. Я тебя утомил, архонт, извини меня, я пойду. «Иди к черту, Иуда Искариот!» — сказал про себя старик, а вслух: — Счастливо, Панайотарос, и если что узнаешь… — Не беспокойся, архонт, я тут как тут! Он вышел, тяжело, по-медвежьи ступая; нескрываемая радость была написана на его рябом лице. Старик Патриархеас упал навзничь на кровать, ему снова и снова приходили на ум слова Панайотароса, он никак не мог успокоиться. — Какое несчастье могло бы свалиться на наши головы! Бог нас всех ослепил, — ни поп, хитрый как черт, ни учитель со своим образованием, ни я ничего не смогли пронюхать… А он еще работал у меня! Из моего дома вышло бы то пламя, которое могло бы спалить все село! Вот тебе и архонт, вот тебе и глава! Тьфу, пропади ты пропадом! И вот этот медведь, это животное приходит и открывает нам глаза! Нужно выгнать негодяя Манольоса из наших мест, нужно, чтобы убрались с Саракины эти голодранцы, эти подлые большевики! Пусть очистится воздух, пусть воцарятся снова в нашем селе честь и справедливость! Завтра, когда приедет поп, мы наведем порядок. — 229 —
|