|
К полудню она приготовила обед, заправила суп желтком и ждала, когда спустится хозяин. Он запаздывал. — Вечно опаздывает, — бормотала Леньо. — А может, богу душу отдал? Леньо забеспокоилась. — Боже мой, только бы продержался до воскресного вечера, до ужина в понедельник, иначе как же быть со свадьбой? Мне больше не выдержать! Она снова поднялась наверх, тихонько открыла дверь и заглянула в комнату. Архонт лежал на кровати, уставившись в потолок широко раскрытыми глазами. Он не шевелился и уже не вздыхал. Леньо испугалась и вошла в комнату. — Хозяин, — позвала она, — я заправила суп желтком, иди есть! Старик посмотрел на нее. — Не хочу есть, — сказал он, — я нездоров, Леньо; позови попа Григориса. Старик приподнялся, и Леньо вскрикнула; лицо его посинело и покрылось красными пятнами. — Да замолчи ты, я ведь не умираю, я хочу с ним поговорить! Михелис внизу? — Нет, он сходил в свою комнату, сменил белье, надел рабочий костюм, взял узелок и ушел. — Ничего не говорил? — Ничего. — Пусть сходит кто-нибудь на гору и позовет Манольоса, будь он проклят! И чтобы этот дьявол собрался сразу и пришел ко мне до захода солнца! Слышишь? Иди! — И ты не поешь? Старик подумал немного: — А что ты приготовила? — Сварила твою любимую курицу. — Положи в суп побольше лимона, я приду. Обрадовавшись, Леньо не сбежала, а скатилась по лестнице. «Он наверняка доживет до понедельника! Не нравится, правда, мне его лицо, позову-ка я Андониса, чтобы поставил ему банки, а то еще и впрямь умрет.» А в это время Михелис поднимался на гору с узелком в руках. Манольоса он не застал в кошаре и сел на лавочке. Тени становились короче, наступал полдень. На противоположной горе, залитой отвесно падавшими лучами солнца, маленькая церковь пророка Ильи совсем не была видна. Михелис закрыл глаза. Он был сильно расстроен и в то же время счастлив, словно избавился от страшной болезни. «Все кончено, — шептал он, — и все начинается; ты открыл мне дорогу, Христос, помоги же мне дойти до конца, — я знаю, ты стоишь в конце пути и ждешь меня». Он развязал узелок и вынул большое, переплетенное в толстую свиную кожу евангелие, украшенное серебряными цепочками, — наследство матери. Михелис наудачу вложил в книгу лавровый лист, раскрыл и прочел: «Кто любит отца или мать более, нежели меня, не достоин меня; и кто любит сына или дочь более, нежели меня, не достоин меня; и кто не берет креста своего и не следует за мною, тот не достоин меня». — 221 —
|