Приготовив петлю, сеиз кинулся к Манольосу и схватил его за руку. В толпе раздался чей-то пронзительный, отчаянный крик: — Он невиновен, ага, не верь! Он невиновен! Невиновен! Невиновен! — Замолчи, подлая! — закричали все вокруг, и женщины бросились к Катерине, чтобы заткнуть ей рот. — Да ведь он делает это ради спасения села! — продолжала кричать вдова. — Неужели вам его не жалко? Но женщины уже швырнули ее на землю и топтали ногами. — Манольос мой! Манольос мой! — кричала вдова, пытаясь вырваться. — Он невиновен, невиновен! Невиновен! — закричали тогда и трое друзей, которым удалось наконец пробиться к аге. — Ага, — сказал Михелис, — я головой ручаюсь, что этот человек не убийца… Он наш пастух, святой человек, — не трогай его! Слушая крики, ага смотрел на Манольоса, на своего Юсуфчика. Он был в бешенстве, не зная, на что решиться. Все спуталось. У него кружилась голова. «Кто он — убийца или, может быть, сумасшедший? — думал ага, смотря на Манольоса. — А может, святой? Шайтан меня возьми, я ничего не могу понять!» Ага разъярился, рассвирепел. Повернувшись к сеизу, показал рукой на Манольоса. — В темницу его! А завтра я приму решение! Потом повернулся к толпе. — Будьте вы прокляты, гяуры! Прочь с моих глаз! Толпа расходилась, испуганная и радостная. Соседи и соседки собирались кучками и славили бога за то, что нашелся убийца. — Ты веришь, что это сделал Манольос? — говорил один другому. — Но ведь он святой человек… — Не ломай себе голову, сосед! Он, не он, какое нам дело? Хватит того, что он признался; его повесят, а мы спасемся! Остальное все чепуха. Бог его простит! — Но ради чего он это делает? Не понимаю! Ведь он, конечно, не убийца, или, во всяком случае, не сам он его убил. — А, ты не знаешь Манольоса? Он странный человек, немного не от мира сего! Делает это, говорят, чтобы спасти село… Ты слышишь? Пожертвовать собой, чтобы спасти других! Будь у него хоть капелька ума, разве он поступил бы так? Никогда! Поэтому оставь его, пусть погибает! Трое друзей собрались в доме Михелиса. Яннакос бил себя по голове кулаками. — Я виноват, я! Я наивный дурак. Я не должен был разрешать ему спускаться в село. Я не должен был говорить ему о случившемся… Но разве я мог знать, что так получится? — Он святой… — прошептал Михелис. — Он жертвует своей жизнью, чтобы выручить село из беды… — Мы должны спасти его! — сказал Костандис в отчаянье. — Должны… должны! — 165 —
|