— Эй, Яннакос, — закричал он ему радостно, — проснись, лодырь! Яннакос открыл глаза и залюбовался своим другом. — Ты вырядился, как жених, Манольос, — сказал он, — глаза твои блестят. Какой хороший сон приснился тебе? — Пошли, — сказал Манольос, — не будем терять времени, подумай, в каком страхе сейчас Панайотарос, подумай, в каком страхе сейчас наше село! Пошли скорее! ГЛАВА IXКакая великая радость — проснуться утром с мыслью, что ты принял важное решение. Манольос спускался с горы с удивительной легкостью, почти летел, не касаясь земли, — ему казалось, что архангелы раскрыли свои крылья и несут его от скалы — к скале, как маленькое, гонимое нежным ветерком облако. За ним, задыхаясь, спешил Яннакос, но не мог догнать его. — Мне кажется, у тебя крылья появились, Манольос! — кричал он. — Подожди немного, а то мне не угнаться за тобой! А Манольос действительно чувствовал крылья под ногами и не мог замедлить свой полет. Разве мог он сказать крыльям: остановитесь, подождем Яннакоса! — Хочу, но не могу, Яннакос, — крикнул он ему, — я тороплюсь!.. Такое же ощущение появилось у него еще тогда, когда он, закрывая глаза, следовал в своих грезах за Христом, дабы сеять доброе слово или в каменистую, или бесплодную почву, когда он летел, следуя за Христом из Генисарета в Иудею, когда он проходил с верными друзьями небольшие любимые селенья — Капернаум, Кану, Магдалу, Назарет, Самарию, когда посещал дорогие ему окрестности Иерусалима — Вифанию, Вифлеем, Вифавару, Иерихон, Эммаус… Вот так и сегодня летел Манольос… Словно шел по стопам Христа, спускаясь в Ликовриси… И все более невесомым становилось его тело, и он чувствовал, что по лицу пробегают мурашки и с него как будто спадает чешуя. Он чувствовал, что кожа становится мягкой и нежной, как сердцевина камыша! Манольос замер в испуге; сердце его дрожало. Чья-то спокойная, ласковая, как горный утренний ветерок, рука коснулась его лица и погладила его. Он уже был уверен, но еще не осмеливался ощупать лицо, чтобы больше не сомневаться. «Чудо! Чудо!» — думал он и весь дрожал. Подошел запыхавшийся Яннакос, поднял глаза, посмотрел на Манольоса и закричал: — Дорогой Манольос, дорогой Манольос! — и бросился в его объятия. Манольос провел рукой по лицу, жадно ощупывая его пальцами: дикое мясо растаяло, как воск, опухоль спала, лицо опять стало человеческим. — Слава тебе, господи… — прошептал Манольос и перекрестился. — Слава тебе, господи! Бог простил мои грехи… — 160 —
|