• причина дальнейших проблем и кризисов кроется в содержании родовой тревоги; • отделение от матери представляет первичную травму; • последующие отделения любого рода приобретают столь же травматический контекст; • отделение при рождении «впечатывается» в мозг младенца в форме визуального образа; • любое наслаждение в конечном итоге стремится к воссозданию внутриутробного первичного блаженства, рая, утраченного при рождении; • препятствие для удовлетворения представляет родовая тревога, сигнализирующая об опасности возвращения в материнское лоно. Кристаллизуем в наглядной схеме указанные положения. 1. Внутриутробное существование — Эдем, пребывание в котором сопровождается переживанием блаженства. 2. Начало родовой активности матери — нарушение райского гомеостаза, зарождение тревоги, предвещающей грядущую катастрофу. 3. Роды — катастрофа обрушилась со всей своей ужасающей мощью. Переживание кошмара изгнания. Полная утрата безмятежности, покоя и состояния нирванического единства. Паника и нарастающая тревога. Сотрясение. Потрясение. Крушение. Удушье сжимающего коридора. Встреча с Неведомым, таящим в себе опасность и угрозу уничтожения. 4. Рождение — изгнание свершилось. Падение в холод чужого мира. Переживание потери, утраты единства, брошенности, выброшенности. Взрыв отчаяния. Когда эмбриональный ум сталкивается с тотальным крушением мира, он реагирует непосредственно, то есть испытывает ужас — как ответ на мгновенное осознание событий, таящих в себе для него возможность гибели, с одной стороны, и драму происшедшего лишения покоя и защищенности — с другой. Стало быть, можно говорить о том, что плод, попавший в водоворот смертоносные событий, охвачен страхом, а родившийся ребенок окутан тревогой. Тревогу уравновешивает тоска. Ибо тоска — это пер вый атрибут памяти, которая в любой момент несносного настоящего может нашептать о пленительном и прекрасном прошлом. И, повинуясь этому властному гипнотическому зову, душа обращает свой взор вспять и готов; устремиться обратно. Но происшедшее — уже произошло. И оно способно быть реконструированным только в одном случае — если время повернет назад, в прошлое. Но как можно вернуться к тому, чего в действительности нет? Следовательно, и назад хода нет. Потому что свершившееся — свершилось, а значит, умерло. Получается, что человека в первые мгновения мучительно тревожной жизни тянет к смерти, так как его влечет, что вполне естественно, к водам обетованным внутриутробного Эдема. Происходит своеобразная рокировка реальностей: смерть (ведь плод уже умер, когда ожил человек) представляется жизнью (в ее истинном смысле, как перманентного блаженства и нарциссического переживания своего собственного бессмертия), а жизнь (наша реальность предметного мира) являет собой самую настоящую смерть (как состояние потери). — 37 —
|