Проклятие профессии. Бытие и сознание практического психолога

52

Проклятие профессии

Два матча

53

знает это. Она, в отличие от Ноны, изучает зал, хотя я против этого.

И все пять часов в своем ответном взгляде я готов выразить поддержку и доброту. И боюсь встать и уйти даже на несколько минут, чтобы взгляд Наны не натолк­нулся на пустоту моего кресла.

Меня часто спрашивают: есть ли в этом что-то парапси-хологическое? Может быть, но не менее важно другое — присутствие, когда ты становишься опорой в эти тяжелей­шие соревновательные часы и минуты.

Потом наступает этот роковой пятый час. И Нана долго не записывает ход. Литинская покидает зал, зрители тоже.

Нана думает над записанным ходом, обхватив руками голову. Но я понимаю, что руками она закрывает лицо. Но слезы мешают видеть доску, и она вытирает их пальца­ми, не решаясь вынуть платок-доказательство.

Вытирает слезы и снова склоняется над доской. Еще есть шансы спастись, и ход надо записать лучший.

Мы едем в тишине.

Я продумываю объяснение случившемуся.

Это очень важно — уметь объяснить спортсмену при­чину неудачи так, чтобы исключить недооценку им своих возможностей, то есть снижение уверенности.

Около двенадцати с трудом уговариваем Нану лечь спать, а я иду в номер к Дворецкому, где начинается ана­лиз. Завтра доигрывание, и ночь предстоит без сна.

Дворецкий передвигает фигуры, и мы обмениваемся репликами.

~- Обидно, — говорит он, — что обеспечено все: и состояние, и настроение, и дебют, а глупая ошибка, незна­ние стандартных положений сводят все на нет.

• Почему же она до сих пор ке знает этих вещей?
• Потому что никогда серьезно не работала, играет до
  сих пор на таланте.

Анализ продолжается, а я сижу рядом. Делаю вид, что изучаю позицию, хотя так устал, что не отличаю одну фигуру от другой. Но я давно заметил, что секундантам

приятно быть не одним во время их главной работы. Рабо­тается веселее. Иногда Дворецкий обращается ко мне, показывает какой-нибудь вариант. Я делаю вид, что пони­маю, киваю головой. И спрашиваю одно и тоже:

—Ну, есть ничья?

Он говорит то «да», то «нет». И эти «да» и «нет» чере­дуются.

Периодически выхожу из номера, поднимаюсь на три этажа выше — к другому секунданту Джаноеву и задаю тот же вопрос. И ответы такие же: то «да», то «нет».

Каждый раз, когда я появляюсь на том или другом этаже, слышится голос дежурной:

• Кто там?
  И я отвечаю:
• Свои.

* * *

Утром в восемь мы собираемся снова. Секунданты све­ряют анализ, я слушаю, пытаясь понять по их усталым лицам определить — есть ли все же ничья? От этого зави­сит все.