Взвесив все это, я и принял решение — сидеть как можно ближе к сцене и точно напротив него. Я специально приходил за час до партии и занимал нужное мне место. Кстати, уже с четвертой партии рядом со мной в первом ряду всегда сидели жена Шорта и прибывшая к тому времени в Линарес его мама. Так что, делая see это, думал я только о своем шахматисте и о том, как помочь ему. Но в любом случае это была борьба, психологическая борьба. И называется она «борьбой за зал», и недооценивать ее нельзя. * * * Шорт больше не заказал ни одной чашки кофе. Итак, завтра две отложенные партии, и оое надо спасать. Естественно, я свободен. Идет ночь и идет анализ. А передо мной мой дневник и надо, пока есть время, все зафиксировать. Но не хочу даже думать о шахматах. А то действительно можно сойти с ума. И я возвращаюсь к другой (не шахматной) главенствующей сегодня в моих размышлениях теме, и этой темой я хотел бы завершить свою работу сегодня. И пораньше уйти к ним и попытаться уговорить его лечь поспать хотя бы на пару часов. На большее сегодня вряд ли можно рассчитывать. ...Тема эта — «добрая воля», защищающая человека от «воли злой», от врагов и завистников, болезней и не- 1 424
счастных случаев, от не-фарта. Дело не в количестве людей, любящих тебя (конечно, чем больше, тем лучше), а в качестве, силе этой любви, направляемой в твой адрес, где бы ты ни был. И тогда любовь (настоящая!) одного человека (не сам человек, а его любовь, энергия любви) становится твоим ангелом-хранителем. И если это так, то задача ясна. Необходимо при жизни заслужить (да, заслужить своим отношением!) любовь хотя бы одного человека! Это и есть та крепость, которую должен, а точнее, обязан, завоевать человек — как главную жизненную ценность, как '^. свою самую большую победу! Итак, вмазать белыми не удалось, и значимость завтрашнего доигрывания резко возросла. Еще вчера, сидя в зале, я понял, что опять может стать проблемой ночной сон, чего не было бы, выиграй мы сегодня. — 274 —
|