Проклятие профессии. Бытие и сознание практического психолога

И в эту секунду открылась дверь, и наши: глаза встре­тились. Передо мной стоял человек, принявший непоко­лебимое решение!

Мы несколько секунд смотрели друг другу в глаза, и затем он сказал:

— Ну, пошли?

...Я не сомневался сегодня ни в чем, и мне было даже жаль нашего соперника. А он уловил наш настрой и даже несколько раз перевел взгляд с Карпова на меня.

• Как Вы оцениваете саму партию? — спросил я у
  Михаила Яковлевича.
• Когда он в порядке, — ответил тренер, — он непо­
  бедим. О нем сейчас много чего говорят, но это глупости.
  Он — величайший игрок в истории шахмат. Вы не раз
  упрекали нас, что мы не анализируем его партии. Но как
  анализировать? Надо неделю думать над одним его ходом.
  Почему он походил, например, пешкой не на два поля, а
  на одно. И только через неделю выясняется, что в одном
  из семи возможных вариантов имела место опасность. У
  него колоссальное предчувствие опасности!

...И вот сейчас этот человек с колоссальным чувством опасности совсем такого не напоминает. Он весел и рас­слаблен, активно беседует с гостями. А они, эти «отцы побед» («у победы сто отцов, поражение — всегда сиро­та») тут как тут — после победы.

Я все чаще поглядываю на часы, и он видит мою обес­покоенность и уже не первый раз говорит мне вполголоса:

—Скоро закончим.

Да, все только начинается. Уже завтра — новая пар­тия, к тому же черными. И передо мной непростая зада­ча — снять все следы радости и даже удовлетворения. Помощники те же: теплая ванна (ее готовлю сейчас) и наша музыка, на фоне которой проходит мой сеанс. Все остальное делаю я сам. А сделать надо много и как мож­но быстрее. И если он уснет (надеюсь — часам к трем, а это для него нормально), я еще обязательно должен по­сидеть рядом с его кроватью не меньше часа, потому что после победы он часто просыпается и сегодня может про­снуться тоже! А если не уснет опять, то завтра может

13 Р. Загайнов