|
Говорю: — Все прекрасно, Анатолий Евгеньевич. Теперь отдохнем. А мысль залихорадило: «Надо успеть, обязательно успеть восстановить его, улучшить состояние!» У меня тридцать минут, а это немало. И вот идет сеанс и на десятой минуте я слышу легкий, уже хорошо знакомый храп, и груз сваливается с моих плеч. Он — в новом костюме. Вместе выбираем галстук, и я не могу скрыть улыбки — так хорошо он выглядит. Лицо загорелое и свежее, блуждает улыбка. И вот садимся перед дорогой, и не до улыбки сейчас. Пошли последние минуты, и все, кто пережил эти минуты в своей жизни, хорошо поняли меня. Последние минуты! Иногда вся жизнь твоя проносится перед тобой в эти считаные мгновения перед испытанием, которое на всю твою дальнейшую жизнь может повлиять самым решающим образом. 384
Не о том ли думает сейчас мой спортсмен, сидящий в метре от меня с опущенной головой и закрытыми глазами и собирающий сейчас в своей душе все свои силы, которые он еще способен собрать в свои сорок лет. —Нервы ни к черту! — все чаще слышу я от него в И в этот момент он прерывает меня: —Рудольф Максимович, я хочу остаться на пару ми Гуляю по коридору и думаю вот о чем: «В этом матче решается гораздо больше, чем просто победа и немалый приз за нее. Не дай Бог, мы проиграем, и что тогда ждет нас впереди? Ничего не ждет, в том-то и дело! Уже почти двадцать лет этот человек борется за звание сильнейшего в мире, сохраняя свое законное место в центре внимания шахматного и нешахматного мира. И вот в один момент эта привычная жизнь может оборваться. Во-первых, следующий этап ему придется начать с самого начала, в общих рядах. А во-вторых, это случится нескоро — через полтора года, и эти пустые (вне борьбы) восемнадцать месяцев еще надо прожить, пережить эту давно забытую пустоту. Вот почему (в этот момент я понял это!) сейчас Анатолий Карпов и решил остаться с самим собой, и видит он сейчас свои личные две чаши весов, на одной из которых как никогда близкая реальность крушения родного, привычного мира, а на другой — все то, что может помочь этого крушения избежать. И на ту, вторую чашу весов необходимо было сейчас добавить своих душевных сил, может быть, положить их все без остатка. То есть мобилизоваться не просто на бой, а на подвиг! А для этого необходимо иногда остаться одному, наедине с собой. Вот почему, — пришел ответ и на этот вопрос, — так изменился он внешне за те два часа шахматной работы. Он в эти часы думал и об этом!» — 247 —
|