Проклятие профессии. Бытие и сознание практического психолога (Загайнов Р.М.)

Взять ту нее Майю. Разве сама будущая победа связывает нас с ней сейчас? А если ее не будет, если будет поражение, значит, мы мгновенно вычеркнем из памяти эти дни, когда мы объединились, чтобы доказать? А если состоится долгожданная победа, то разве она оставит в нашей памяти самый заметный след? Нет, не она, а — путь к ней, к этой победе!

А поражение? Только ли это трагедия, которую больно вспоминать? Нет! Разве можно забыть ночь после поражения Ноны Гаприндашвили в матче на первенство мира, когда у нее в номере мы сидели до четырех часов утра, боясь оставить ее одну. Хочу привести выдержки из своего дневника о той ночи. Надеюсь, Нона Терентьевна меня простит, но уж очень важно до конца аргументировать сказанное. Итак:

«Эта ночь. Мы сидели каждый на своем стуле вокруг шахматного стола. Играли в карты, рассказывали анекдоты, иногда смеялись. И когда смеялись, Нона смеялась громче всех. Но были паузы, без них не бывает. И Нона сразу же уходила в себя. Обхватывала руками голову,

294

Проклятие профессии

Работа по совместительству

295

раскачивалась, взгляд был отсутствующим, и она отрывисто произносила:

—Никогда не прощу себе... Как так можно ошибать
ся... Ведь сыграла столько матчей за свою жизнь... Ну
скажите: как забыть такую партию? — И каждый такой
монолог заканчивался обращением ко мне:

—И Вы столько раз говорили мне: "Не гнать лошадей!"
И только в четыре часа, оглядев нас, сказала:

—Пора вас пожалеть. — Тренеры прощаются, и мы
остаемся вдвоем. Молчим. Я иногда поднимаю глаза и
вижу ее окаменевшее лицо, плотно сжатые губы.

Говорю:

Выиграем завтра, и они не выдержат.
Я хоть сейчас готова играть.
Знаю.

И снова молчим. Потом ее лицо вдруг осветилось улыбкой. Помню, я очень обрадовался, но услышал совсем не то, что ожидал.

У меня же есть хорошее вино! Давайте выпьем?
Это идея, — отвечаю я.
Но ни слова о шахматах.

И мы нарушаем режим, наливаем в стаканы красное грузинское вино. Жду тоста от Ноны, смотрю на нее. Она молчит, смотрит в стакан. Я ее понимаю. Она привыкла к тостам, в Грузии пьют обязательно за что-то, в честь чего-то или кого-то. Надо что-то сказать, потому что пить молча — значит, признать, что нам плохо. Я лихорадочно пытаюсь что-то придумать. Но за что, действительно, пить? Нет даже повода, нет слов в этой ситуации нашей жизни, объединяющей нас несчастьем, трагедией поражения.

Впервые думаю о поражении как о несправедливости. Да, если ты не заслужил победу, не все отдал ради нее, то поражение справедливо. Ты знаешь, за что наказан. Но если ты сделал все, что мог, как вчера Нона, и все равно проиграл, то о чем думать? В чем искать причину и облегчение своего страдания? Не в чем. Остается думать одно: "Не повезло". Или, как сказал мне капитан команды Та-маз Чихладзе: "Бог не с нами!", когда мы проиграли очко "Жальгирису" и лишились бронзовых медалей.

— 185 —