|
_ Всерьез в нее уже никто не верит, — сказал мне тренер, — она самая старшая и самая крупная в сборной. И по сложности- ее комбинации уступают малышкам. Но плюсы У нее есть: прекрасно смотрится, женственная. У нее лучшие вольные, может хорошо сделать бревно, хуже других брусья. Сейчас что-то разладился обязательный прыжок. Полгода она его не делает. Никто не понимает, что случилось. Как она прыгнет на Кубке, непонятно. Да, в связи с этим прыжком я и вспомнил разговор с тренером. Майя мне тоже рассказала об этом прыжке как о проблеме номер один. И я ей сказал в ответ: — Завтра я буду в зале, и ты его сделаешь! Это и есть мой риск, «риск психолога», и другого в моей работе не дано, хотя это выглядит авантюрно. Как может человек уже днем позже сделать то, что не мог делать полгода, шесть месяцев, сто восемьдесят дней? Но я обязан верить! И мои слова: «Завтра сделаешь» прозвучали с абсолютной уверенностью в голосе. Да, день завтра не рядовой. День моего очередного экзамена. И потому надо быстро закончить эту ночную работу и обязательно хоть несколько часов поспать. Свежесть мне завтра будет нужна. Утро. Тщательно бреюсь. Готовлюсь к бою. Тренировка гимнастов вечером, но мысль с утра уже «там». По-моему, пришла хорошая идея — встать за конем, чтобы Майя видела во время разбега не только коня, но и меня — «своего» человека за этим «чужим» снарядом, ставшим таким в последние шесть месяцев. Моя задача — сделать так, чтобы конь снова стал «своим» для спортсменки, и тогда мне не нужно будет стоять за его «спиной», уравновешивая две невидимые части весов, которые спортсмен видит хорошо, очень хорошо. А потом, если у данного спортсмена больше проблем не будет, ты, может быть, ему совсем не будешь нужен. К этому психолог обя- 266
аательно должен подготовиться. В этом заключается специфика его жизни и работы в спорте, а может, — и трагедия. ... Да, буду стоять за конем. Это решение пришло утром, но такое чувство, что созревало оно всю ночь, и потому сон был тревожным. До вечерней тренировки еще много дел, но моя задача — не включаться в них на сто процентов. Иначе будет трудно полностью сконцентрироваться вечером. Но, надеюсь, дневные задачи удастся решить без особых затрат, на одном «импровизационном уровне*. Импровизации бывает вполне достаточно тогда, когда материал, с которым ты работаешь, тебе абсолютно знаком и неожиданности, требующие полной включенности, исключены. Так и должно быть сегодня днем на тренировке моей команды и после обеда — на совещании тренеров. Люди, с которыми мне предстоит встретиться и общаться, уже настолько близки, что когда я увижу лицо человека и расшифрую его настроение, нужные слова сами всплывут из сознания. Одного этого для безошибочного общения мало. Импровизация не может существовать и давать эффект сама по себе. В этом случае ты будешь только приятным собеседником, не более, и можешь решить в лучшем случае одну задачу — составить компанию человеку в его свободное время. А по-настоящему импровизация эффективна только в том случае, когда опирается на такой багаж как доскональное знание прошлого и настоящего человека, всего того, что пережил он в своей жизни и переживает сейчас. Если ты знаешь это и сопереживаешь вместе с ним все его проблемы, тогда ты нужен этому спортсмену, и всегда найдешь для него нужное слово. Это главное условие, делающее психолога полезным, а может быть, даже необходимым в команде, в коллективе людей, решающих сложную задачу. В современном большом спорте несложных задач не бывает. — 166 —
|