|
...Да, очень важно все знать о спортсмене, и в этом случае ты можешь многое предвидеть, и вероятность ошибок будет невелика. Поэтому есть спокойствие в твоей душе и в твоем состоянии на первую половину дня. А вечером, в другом зале меня ждет неизвестность — и с Майей, о которой я пока знаю так немного, и с остальными, кого я не знаю совсем. Она вошла в зал и сразу подошла ко мне.
И она пошла на ковер, где строилась команда, а я подошел к тренерам и подчеркнуто вежливо поздоровался с каждым. Очень важно, чтобы в зале не было ни одного человека, который бы ко мне относился недоброжелательно. Это мешало бы работе, отвлекало меня. Сейчас я могу думать только о тех, с кем меня связывает дело — о гимнастках, которые начали разминку. Это было красивое зрелище. И звучала прекрасная музыка. Я переводил взгляд с одного лица на другое, и все они сейчас в работе были разные, совсем не похожие друг на друга, как казалось мне еще вчера. Налш взгляды с Майей часто встречались. Мы были похожи на заговорщиков, и по сути дела так оно и было, если можно назвать заговором полное противостояние тем, кто в Майю не верит. Свою роль в этом союзе, в этой борьбе я вижу в том, что становлюсь опорой для спортсмена. Причем главное значение это «опора» имеет в борьбе спортсмена с самим собой. И сегодня Майе нужно победить прежде всего себя, свой страх. И если это удастся, то будет побежден и «конь*». Продолжая наблюдать за гимнастками, все чаще ловлю их взгляды и стараюсь ответить кому улыбкой, кому кивком головы, кому успокаивающим жестом. Как раз вчера прочел статью известного ленинградского учителя Евгения Ильина, где подчеркнул такие слова: «Приветливое слово, сочувственный взгляд, мягкий, незлобивый тон, благожелательность, радушие — все это тоже педагогические средства». Он прав, конечно. И я бы добавил, что 268
эти средства очень нужны человеку. Я вижу это сейчас, когда легко расшифровываю в глазах юного спортсмена невысказанную вслух просьбу поддержать его, хотя бы взглядом. Девочки делятся на группы, расходятся по снарядам. До Майиного прыжка еще есть время, и я вспоминаю об Ире — своей второй задаче. Сажусь недалеко от бревна, где она будет работать, и думаю: «А правильно ли, что начинаю с лучших? Не затаится ли чувство обиды у других?» Но нет времени, чтобы равномерно распределить его на всех. С Ирой не следовало бы так резко начинать. С человеком, тем более таким известным, как она, сближаться нужно медленно и крайне осторожно, но вчера в нашей беседе она меня слушала лучше всех и этим вроде бы дала мне право на сближение, на простой вопрос: «Как настроение?*, который я задал ей после того, как она сделала соскок и села недалеко от меня. — 167 —
|