И ребята смеялись, и я был рад этому. А с Манучаром мы вышли на улицу и еще долго гуляли под дождем по ночному Вильнюсу. И Смоленск... За окном дождь и снег. Все сидят в холле гостиницы. Просто сидят и ждут, когда пройдет это время. Не осталось ничего, кроме терпения. Конец всякой активности. Конец желаниям. И даже простому любопытству. Я говорю: — Приглашаю на телевизор. В ответ «отрицательное» покачивание головами. 218
Я повторяю: —Футбол. Да, это и есть картина под названием: «конец сезона*. И плюс — кульминация, решающий момент в жизни команды! Все. Конец Сезона. Последний матч на выезде. Последнее усилие. Ужинают молча и быстро уходят. Никого не интересует ни оркестр, ни танцующие пары. Никто не хочет общения. И я исчезаю до позднего вечера. И знаю, что в процессе моего обхода надо быть предельно осторожным. Не потревожить ничего того, что футболисты спрятали внутрь и носят в себе. Потому что это и есть последние запасы воли. Конец сезона. И в единодушно выставленных за день «пятерках* я вижу один смысл: «день прошел». Вчера ехали в ужасных условиях, в плацкартном переполненном вагоне, без свежего воздуха. И никто на это не прореагировал. Так же молча легли на полки и «отключились». —Согласны на все, — сказал я тренеру, — лишь бы Да, молчание — новая черта их состояния и поведения в эти дни. Поэтому и мой основной принцип подхода к людям в такой момент — осторожность и обращение вполголоса.
* * * Потом говорю тренеру: —Хуже всех себя чувствует Манучар. Нервничает и Еще я заметил, что у него прибавилось претензий к Гоче — брату и соседу по номеру. И вижу, что в данный момент такой человек, как младший брат, нужен спортсмену. Человек, на которого можно «вылить» свои эмоции, переживания. Такой человек играет роль «громоотвода»,
Но я давно заметил, что в силу тех отношений, которые складываются у меня со спортсменом, функцию громоотвода мне выполнять практически не приходилось. Один из сильнейших шахматистов мира однажды стал вызывать жену на свой матч, объяснив мне это как желание иметь рядом человека, на которого можно покричать. И когда я ему сказал:
И я ушел спокойным за ребят из этого номера. А в номере, где рядом с Дуру Квирия живет давно не играющий в основном составе Бадри Коридзе, я задерживаюсь дольше, потому что вижу, что Бадри ведет себя неадекватно. Он не подстраивается под образ жизни своего соседа, которому предстоит выйти послезавтра на последний решающий матч. И, уходя, я говорю ему: — 138 —
|