В зеркале философии

Как же с этим обстоят дела сегодня, во второй по­ловине 90-х годов XX века?

Классики, наверное, потому-то так и называются, что в их творениях можно найти высказывания, по­ражающие своей свежестью и остротой. Встречаешь у г1- В. Гоголя пронзительные строки: “Философ, по­бривши ногами во все стороны, сказал, наконец, отрывисто: “А где же дорога?” И думаешь — ведь это о нас, философах конца XX века. И о всем сегодняшнем человечестве. Это к нам вопрос, где же путь для человечества? Камо грядеши? Что ожидает род людской?

Напряженная болезненность подобного вопрошания усиливается тем, что мир стремительно приближает­ся к хронологической точке, которая обладает магне­тическим воздействием на сознание.

До 2000 года осталось менее пяти лет. Одна “пяти­летка” до конца столетия и начала следующего тыся­челетия. Эта дата притягивает и волнует. Даже те, кто не подвержен пифагорейской мистике цифр и не склонен к секретам нумерологии, не могут не счи­таться с тем мощным символическим воздействием, которое оказывает на всех нас рубеж 2000 года.

Конечно, 2000-м этот год будет для стран, где приня­то летосчисление по григорианскому (христианскому) календарю, от Рождества Христова. Для мусульман это будет 1378 год хиджры, для китайского этноса — 4697 год, для исповедующих иудаизм — 5761 год. И все-таки для всего земного шара он будет знаменателен и глубоко символичен. “Западнизм” — “вестернизм”, как его называет А. Зиновьев, — культурный мента­литет стран “Запада” от США до Балкан, от Ислан­дии до Испании, во многом довлеет в духовной атмос­фере планеты (разумеется, далеко не во всем). И конец века, и тысячелетия будет признан миллионами и мил­лиардами именно как нечто рубежное, переломное, граничное, завершающее одну полосу развития и от­крывающее другую.

Культура вообще во многом символична, и прене­брегать этим обстоятельством никак не следует.

Подходя к концу века, нелишне вспомнить, что предсказывали на XX столетие те, кто пытался загля­нуть в будущее на рубеже веков, в 1900 году. Весьма любопытны в этом отношении размышления, персона­жа Станислава Лема профессора Б. Коуски. Дело в том, что С. Лем создал своеобразный жанр: предисло­вие к ненаписанным книгам. Одна из них “О невоз­можности прогнозирования” якобы была создана Б. Коуской. Тот в ней-де говорил, что история сплошь состоит из фактов, совершенно немыслимых с точки зрения теории вероятности. И С. Лем дословно пишет следующее: “Профессор Коуска переносит воображаемого футуролога в начало ХХ века, наделив его всеми знаниями той эпохи, чтобы задать ему ряд вопросов. Например: “Считаешь ли ты вероятным, что вскоре откроют серебристый, походящий на свинец металл, который способен уничтожить жизнь на земле, если два полушария из этого металла придвинуть друг к другу, чтобы получился шар величиной с большой апельсин? Считаешь ли ты вероятным, что благодаря принципу шутих люди вскоре смогут разгуливать по Луне, а их прогулки в ту же самую минуту увидят в сотнях миллионов домов на Земле? Считаешь ли ты возможным, что вскоре появятся искусственные не­бесные тела, снабженные устройствами, которые поз­волят из космоса следить за любым человеком в поле или на улице? Возможно ли, по-твоему, построить машину, которая будет лучше тебя играть в шахма­ты, сочинять музыку, переводить с одного языка на другой и выполнять за какие-то минуты вычисления, которые за всю свою жизнь не выполнили бы все на свете бухгалтеры и счетоводы? Считаешь ли ты воз­можным, что вскоре в центре Европы возникнут огром­ные фабрики, в которых станут топить печи живыми людьми, причем число этих несчастных превысит мил­лионы?” Конечно, в 1900 году надо было бы быть ума­лишенным, чтобы дать положительный ответ на эти вопросы. Но ведь это было в XX веке. Это сверша­лось. Были Хиросима и Освенцим. И люди ходили по Луне. И спутники-шпионы фиксировали все, что дви­жется, и компьютеры стали бытом. Известный науч­ный публицист Я. Голованов, размышляя о прогнозах начала века, заметил, что им был присущ какой-то наивный детский оптимизм, благодушное ожидание влепляющих горизонтов, всяческих благ, преодоле­ние вражды и страдания. Действительно, настрадав­шееся человечество стремилось к любым утопиям, социальным и научным, которые обещали покончить с горестями людскими. Кое-что было угадано. Во мно­гом прогнозы промахнулись. Никто не догадался все­рьез в те дни о буме ракетостроения, об атомной энергии, о генной инженерии, о космических взлетах. Никто не знал о масштабах, эпичности и трагедий­ности социалистического эксперимента. Догадки типа прозрения Ф. М. Достоевского всерьез не принима­лись. Геополитические сдвиги и катаклизмы в том виде, как они свершались в нашем столетии, вообще не предполагались. Предсказывали китайско-индийскую войну, распад на четыре государства Австралии и прочие так и не сбывшиеся зигзаги.