Возьмем другой, возможно, более ясный пример. Предположим, что кто-то употребляет имя Туллий для референции к римскому оратору, который обличал Каталину, а имя Цицерон — для референции к тому человеку, чьи труды он изучал на школьных уроках латыни. Конечно, сначала он может не знать, что эти труды написал тот самый человек, который обличал Катилину; это случайная истина. Но это совсем еще не основание для того, чтобы считать, что утверждение «Туллий есть Цицерон», если оно истинно — а оно в самом деле истинно,— также является случайным. Предположим, например, что Цицерон действительно обличал Катилину, но решил, что настолько преуспел в политических делах, что ему не стоит заниматься литературным трудом. Разве бы мы сказали, что при таких обстоятельствах он не был бы Цицероном? Думаю, что нет и что вместо этого мы бы сказали: при таких обстоятельствах Цицерон не создал бы литературных произведений. То, что он должен был написать определенные произведения, не является необходимым признаком Цицерона, вроде тени, которая неотступно следует за человеком. Представьте себе такую ситуацию, что Шекспир не написал бы шекспировских произведений, или такую, что Цицерон не написал бы своих произведений. Другое дело, что мы, возможно, фиксируем референцию имени Цицерон с помощью дескриптивного выражения типа автор этих произведений. Но как только его референция для нас фиксирована, мы начинаем пользоваться именем Цицерон жестко для обозначения того человека, которого мы идентифицировали как автора этих произведений. Мы не используем это имя для обозначения любого человека, который мог бы, вместо Цицерона, написать его произведения, если бы их написал кто-то другой. Могло бы быть так, что их написал не тот человек, который обличал Катилину. Их мог бы написать, например, Кассий. Но мы бы тогда не сказали, что Цицерон был Кассием, если бы, конечно, мы не выражались метафорически и очень свободно. Мы бы сказали, что Цицерон, которого мы идентифицировали и узнали по его произведениям, не написал их, а вместо него их написал кто-то другой, скажем Кассий. Такие примеры не дают оснований считать, что утверждения тождества являются случайными. Рассматривать их в таком плане — значит искажать природу отношений между именем и дескрипцией, с помощью которой фиксируется его референция, и считать их синонимами. Даже если референт имени Цицерон фиксируется как человек, написавший такие-то произведения, при описании контрфактических ситуаций, тогда, когда речь идет о Цицероне, мы говорим не о тех, кто в таких контрфактических ситуациях написал бы такие-то произведения, а о Цицероне, которого мы идентифицировали по тому случайному признаку, что он является человеком, который на самом деле, то есть в действительном мире, написал определенные произведения16. — 18 —
|