Тошнота

еще очень молода, хотя кожа у нее шероховатая. Сколько бы она ни бродила на

подступах к улице Турнебрид, никто не примет ее за даму -- ее выдает

бесстыдный блеск глаз и рассудительный, осведомленный вид. Настоящие дамы не

знают что почем, они любят красивые безрассудства, глаза их -- прекрасные и

простодушные цветы, расцветшие в теплицах.

Бьет час, я вхожу в пивную "Везелиз". Старики, по обыкновению, уже там.

Двое из них принялись за еду. Четверо играют в манилью, потягивая аперитив.

Остальные ждут, пока им подадут, и стоя наблюдают за игрой. Самый длинный из

них, с густой бородой, -- биржевой маклер. Второй -- отставной инспектор

военно-морского ведомства. Они пьют и едят как двадцатилетние. По

воскресеньям они заказывают кислую капусту. Те, кто пришел позднее,

окликают, тех кто уже жует:

-- Привет! Как всегда -- верны воскресной капусте?

Они рассаживаются, с облегчением вздыхают:

-- Мариэтта, малышка, кружку пива без пены и кислую капусту.

Эта Мариэтта -- бойкая бабенка. Когда я сажусь за столик в глубине,

пунцовый старик, которому она наливает вермут, вдруг заходится злобным

кашлем.

-- Наливай полнее, -- говорит он, не переставая кашлять.

Но тут разозлилась Мариэтта -- она ведь еще не кончила наливать.

-- Да я же еще лью. Разве я что вам сказала? Вы как та девка, -- ее еще

не лапают, а она уже вырывается.

Остальные смеются.

-- Один -- ноль!

Биржевой маклер, идя к столику, обнял Мариэтту за плечи:

-- Сегодня воскресенье, Мариэтта. Пойдешь вечером в кино со своим

дружком?

-- Как бы не так! Сегодня смена Антуанетты. А я за нее отдуваюсь -- вот

тебе и ходи в кино!

Маклер сел против бритого, несчастного с виду старика. Бритый старик

сразу начинает что-то рассказывать. Маклер его не слушает, он корчит гримасы

и дергает себя за бороду. Они вообще никогда не слушают друг друга.

Я узнаю чету, сидящую рядом со мной: это живущие неподалеку мелкие