Русская мысль в век Просвещения

поставлял проповеди огненной смерти идею ценности земного бытия, человеческой жизни и тела, пренебрегать которыми учила как ортодоксальная церковь, так и старообрядцы. Выступая про­тив пессимистического восприятия мира, Ефросин настаивал на том, что жизнь — «великий дар божий», человек не должен само­вольно убегать от наполняющих ее «долгих трудов и потов». Эти гуманистические тенденции вместе с содержащимся в сочинении протестом против бессмысленных страданий делают позицию Еф-росина гораздо более близкой Феофану Прокоповичу, который обращался с увещаниями к раскольникам, чем большинству старообрядцев.

Сочинение Ефросина, которого заботила судьба самых «бед­ных бедниц» «мужичков-оратчиков», не лишено социального со­держания. Он показал, что тот, кто толкает на путь самоубийства, является врагом «светлой России», виновником ее «опустения». Особенно остро критиковал сочинитель тех проповедников и руко­водителей самосожжений, которые использовали их для личного обогащения. Под предлогом «было б кому их, покойников, за упокой поминати» они «животишка бедныя на розживу себе емлют», «от отморных бо тех животов неоскудно обогащены».

С болью писал Ефросин о гибели при самосожжениях не толь­ко людей, но и веками накопленных духовных ценностей: «велики­ми кузовами» жгутся книги, содержащие «золотые крупицы» знания, старинные иконы и т. д. Пытаясь освободить сознание «мужиков-простаков», которым он адресовал свое сочинение, от предрассудков и суеверий, Ефросин критически оценивал в «Отра-зительном писании» те многочисленные чудеса, видения, пророче­ства, к которым обращаются проповедники самосожжений. Он выступил и против авторитета Аввакума, его «тетрадей» и по­сланий, в которых тот объявлял себя то пророком, то апостолом. Ефросин советовал «покопать книжные жилы» и учиться у искус­ных мужей, прельщаясь не «белостью власов», а знаниями. Хотя Ефросин еще принадлежал старообрядческому миру, в его мыслях и высказываниях было немало созвучного наступающему петров­скому времени.

Идеология русских старообрядцев значительно отличалась от идеологии западноевропейских предбуржуазных и раннебуржуаз-ных движений, в том числе и от Реформации. Идеологи последней существенно ограничивали обрядовую сторону религии и искали путей единения человека с богом в сфере личной духовной жизни, морального самоусовершенствования и т. п. Идеологи же раскола возводили обряды в догмат, истинность своей «старой веры» они видели в жестком и неукоснительном следовании древним обрядо­вым регламентациям, т. е. во внешней стороне религии, опирав­шейся больше на чувства, чем на развитую теорию духовности и догматическое богословие. Вместе с тем между учениями старо­обрядцев и реформаторов есть и столь большое сходство, что оно было замечено представителями официальной церкви уже на первых этапах этого движения. Показательно, что и сами старо-