При таком подходе, однако, остается необъясненной не только интуиция приписывания разных значений (в вышеуказанном понимании) одному и тому же предложению, но и — что особенно важно — сама возможность изначального усвоения естественного языка. Последняя, с нашей точки зрения, предполагает в качестве необходимого условия соотнесения языка и действительности как то, что субъект, воспринимая действительность, уже в определенной степени артикулирует ее, т. е. выделяет в ней определенные объекты, так и то, что среди этих выделяемых и тем самым отличаемых один от другого и от других объектов воспринимаемой субъектом действительности содержатся сами выражения естественного языка как различаемые и отождествляемые субъектом в определенной степени физические сигналы. Следовательно, мы проявляем способность различать объекты мира не благодаря усвоению естественного языка, как полагал Витгенштейн и как думают современные его последователи, не потому, что язык со своей системой классификации создает возможность выхода к действительности и тем самым является априорным условием ее 112 познания. Так, мы начинаем различать красные от некрасных объектов не потому, что усваиваем критерий правильного употребления предиката «красный». Усвоение естественного языка предполагает различение как самих языковых выражений, так и ситуаций, в которых они употребляются, и, наконец, их соотнесение: и то и другое осуществляется посредством концептов определенной концептуальной системы. При этом существенная сторона усвоения, или введения, вербальной символики как кода концептов индивидуальных концептуальных систем и средства коммуникации носителей этих систем заключается в социальной, конвенциональной ориентации этих систем в смысле стремления привести содержащуюся в них семантику и используемую для ее кодирования номенклатуру к принятым в определенном языковом обществе нормам. На этом этапе язык может использоваться и используется (путем известных процедур подкрепления, фиксирования правильных с точки зрения социальной употреблений и, наоборот, исправления, отвержения неправильных употреблений языковых выражений) для определенной трансформации изначальной довербальной или уже в некоторой степени вербализованной (в смысле использования в определенной мере собственной идиосинкретической номенклатуры) «картины мира», для ее социализации. Именно учитывая возможность осуществляемого посредством естественного языка перехода от индивидуального, субъективного к интерсубъективному и в этом смысле объективному, т. е. к интерсубъективно осуществляемым разграничениям, артикуляции мира посредством общепринятой номенклатуры, только и можно конструктивно истолковать усвоение правильного употребления языковых выражений как усвоение соответствующих разграничений (классификаций) в мире, как предпосылку социальной коммуникации носителей разных концептуальных систем. Иллюзия вездесущности языка создается уже потому, что мы не располагаем другим, кроме языка, средством объяснения нашего познания и понимания мира: мы не можем избежать использования языка при объяснении самого языка. Отсюда и иллюзия тавтологич-ности языкового объяснения (см. гл. III). — 85 —
|