Не может быть никаких сомнений: в огороженности всеобщей и необходимой тени, называемой Кантом наукой, признание Фауста звучит достаточно энергично и недвусмысленно. И одновременно в "Прологе на небе", т. е. в сфере чистого разума решается его судьба. Мефистофель ("трансцендентальная иллюзия") выпрашивает разрешение у бога ("идея") на соблазн:
Поспоримте! Увидите воочью, У вас я сумасброда отобью, Немного взявши в выучку свою. Но дайте мне на это полномочия.
Ему отвечает идея:
Они тебе даны. Ты можешь гнать, Пока он жив, его по всем уступам. Кто ищет, вынужден блуждать.
И дальше-"оправдание предприятия": "Das Unternehmen wird entschuldigt".
Из лени человек впадает в спячку. Ступай, расшевели его застой, Вертись пред ним, томи, и беспокой, И раздражай его своей горячкой.
Путь Фауста весь в расширении опыта. Не рассудочные тени нужны ему, а жизнь. Не абстракции ленной спячки, а пробуждение в действительность. Ему докучно в этой конуре, Где доступ к свету загражден Цветною росписью окон! Где запыленные тома Навалены до потолка; Где даже утром полутьма От черной гари ночника; Где собран в кучу скарб отцов. Таков твой мир! Твой отчий кров! . . . . . . . . . . . . . . . . . . Раздается стук в дверь. Входит Вагнер в спальном колпаке и халате, с лампою в руке:
Простите, не из греческих трагедий — 82 —
|