|
Гёте с самого начала ставит решительный вопрос: на каком основании мы разделяем чувственный опыт и мышление, считая последнее запредельным опыту [22]? Это, во-первых. Во-вторых, если мы задались целью запретить объекту исследования самому выявить свою природу и подменяем его разного рода теориями, гипотезами и просто словами, то естествознание сводится к терминологии. Природа, стало быть, мыслима у Канта только в термине; вне термина-она предмет не знания, а веры. Канту казалось, что он преодолел ограниченности как рационализма, так и эмпиризма. Между тем ограниченности эти скрыто фундируют его систему. У эмпиристов Кант позаимствовал понятие "опыта", у рационалистов-априоризм. Столкновение того и другого обернулось новой формой все той же прежней антиномии. Хотя опыт и возвышается у Канта до всеобщности и необходимости, хотя априоризм и переключается с потустороннего на посюстороннее, дилемма остается неразрешимой: термин не объясняет переживания, эмпирика противоречит логике, и Канту отвечает не кто иной, как Ньютон, "возможность" которого Кант объяснил через термин: "Я не знаю, чем я могу казаться миру, но самому себе я представляюсь мальчиком, игравшим на берегу моря и находившим развлечение в том, что по временам мне попадался гладкий камушек, или раковинка покрасивее обыкновенных, между тем как Океан Истины лежал передо мною всецело неоткрытым" [23]. Сведение природы к термину, истины к форме суждения, науки к символическому ее аппарату стало тупиком знания, знания не в смысле Канта, а в смысле той именно изначальной и естественной склонности человека, которую Кант подарил нравственности к религии, исключив ее из философии. Понятно, что такая философия должна .была внушать Гёте сильнейшую неприязнь. Каков же его путь из этого тупика? Кант говорит о возможном опыте, т, е. опыте ограниченном. Что значит для Гёте ограниченность опыта? "В науках,-так говорит он,-нельзя, в сущности, ничего знать, а надо всегда делать". Вспомним еще раз: "моим пробным камнем для всякой теории остается практика"; Ограничение опыта-следствие бездеятельности. "Опыт,-по Гёте,-может расширяться до бесконечности" [24], ибо "кто посмеет сказать, что он испытует нечто, если он не является испытующим" [25]. Опыт дается в наблюдении, наблюдение организуется мыслью. Задача мысли, стало быть, следить за наблюдением, а не ограничивать его. Ограничение-насилие бездеятельной мысли над активностью наблюдения Непредвзятое и свободное наблюдение показывает, что мышление, в сущности, не отделено от опыта. Оно дано нам в опыте и является нам как предмет опыта. Кант отрывает мышление от созерцания, но созерцание без мышления есть просто "глазение" (по Канту, поставщик чувственного опыта). Чем же является в таком случае наблюдение? Неужели же имея перед собой, скажем, дерево, я должен сперва безмысленно "глазеть" на него, дабы затем безглазо мыслить его? Не говоря о данных физиологии, уже непосредственный опыт показывает, что это не так: созерцание никогда не слепо, а мысль никогда не пуста; только насильственное их разъединение (пусть даже исходящее из абстрактно помысленного синтеза- "общего корня") могло придти к обратному выводу. Кантовским научный феномен покоится на утверждении, которого он не находит в наблюдении и которое он сам влагает в наблюдение. Это есть, по существу, отказ от опыта и насилие над ним. В этом, согласно Гёте, основной порок рационализма. — 78 —
|