Письмо и различие

Кафка говорил: «Мы — возникающие в мозгу у Бога нигилисти-

[86]

ческие мысли». Если Бог открывает в Боге вопрос, если он и есть само это открытие Вопроса, простоты Бога нет как нет. То, что было не­мыслимым для классиков-рационалистов, становится здесь очевидно­стью. Бог, выступая в двусмысленности собственной постановки под вопрос, действует отнюдь не самыми простыми путями; он не прав­див, не искренен. Искренность, каковая есть простота, — добродетель лживая. Добиваться же нужно, напротив, добродетели лжи.

«Реб Яков, который был моим первым учителем, верил в доброде­тель лжи, поскольку, говорил он, без лжи нет письма, а писание — до­рога Бога». Дорога обходная, несуразная, двусмысленная, позаимство­ванная — Богом и у Бога. Ирония Бога, уловка Бога, окольный путь, исходящий из Бога, дорога к Богу, отнюдь не простым обходом на которой является человек. Обходом бесконечным. Дорога Бога. «Юкель, расскажи нам об этом человеке, который — ложь в Боге».

Эта дорога, которой не предшествует, дабы предписать ей свою прямизну, никакая истина, это дорога в Пустыне. Письмо — момент пустыни как момент Отделения. На это указывает и — по-арамейс­ки — их имя: фарисеи, эти непонятые, эти люди буквы, были также «отделенными». Бог нам больше не говорит, он прервался: надо взять слова на себя. Нужно отделиться от жизни и общин и довериться сле­дам, стать человеком взгляда, поскольку больше не слышится голос в непосредственной близости сада. «Сара, Сара, с чего начинается мир?— С речи?— Со взгляда?..» Письмо перемещается по прерванной линии между речью утраченной и речью обетованной. Различение меж­ду речью и письмом — это ошибка, гнев Бога, который вышел из себя, утраченная непосредственность и труды вне сада. «Сад это речь, пус­тыня — письмо. В каждой крупице песка раскрывается знак». Иудейс­кий опыт как отражение, отделение жизни от мысли означает переход через книгу как бесконечный анахорез между двумя непосредственнос­тями и двумя самотождественностями. «Юкель, сколько страниц жиз­ни, сколько страниц смерти отделяет тебя от себя, от книги, остав­ленной книгой». Книга пустыни из песка, «из безумного песка», песка бесконечного, бессчетного и тщетного. «Собери чуть-чуть песка, пи­сал Реб Иври... ты узнаешь тогда суетность глагола».

Еврейское сознание — действительно несчастное сознание, и «Кни­га вопросов» служит ему поэмой, написанной на полях феноменоло­гии духа, с которой Еврей готов пройти только часть пути — без эсха­тологических припасов, дабы не ущемить свою пустыню, закрыть свою книгу и зарубцевать свой крик. «Пометь красной закладкой первую страницу книги, ибо рана вписана в ее начало. Реб Альсе».