Письмо и различие

Мы увидим: иначе — но насколько иначе? — направленной мето­нимией «Книга вопросов» так описывает не что иное, как возникно­вение самого Бога. Мудрость поэта вершит, стало быть, свою свобо­ду в этой страсти — перевести подчинение закону слова в самостоя-

[84]

тельность. Без чего — и ежели страсть становится подчинением — она уже безумие.

«Безумец — это жертва восстания слов» (Я возвел себе обитель).

И вот, в ожидании этого предписания корней и вдохновляясь рас­поряжением Закона, Жабе, похоже, отказался от блеска, то есть при­хоти первых своих произведений, ни в чем не отказавшись от свобо­ды речи. Он даже узнал, что свобода должна быть земной и укоренен­ной, а не то она — лишь дуновение ветра:

«Наставление, которое Реб Зале передавал таким образом: „ Ты веришь, что свободна птица. Ошибаешься: цветок... "»

...«А Реб Лима: „ Свобода пробуждается мало-помалу, по мере того как мы осознаем наши узы, как спящий — свои чувства; и наконец на­шим поступкам уже есть имя"».

Свобода уживается и обменивается с тем, что ее сдерживает, с тем, что она получает из некоего запрятанного источника, с тяжестью, которая полагает ей центр и место. Место, культ которого не обяза­тельно языческий. Лишь бы только это Место не было местоположе­нием, выгородкой, запретной зоной, захолустьем или гетто. Когда какой-то еврей или какой-то поэт заявляют о Месте, они не объявля­ют войны. Ибо, призывая нас с незапамятных времен, это Место, зем­ля эта — они всегда Там. Место — отнюдь не эмпирическое и нацио­нальное Здесь некой территории. Незапамятное, оно, тем самым, так­же и грядущее. Более того: и традиция как приключение. Свобода согласуется с неязыческой Землей, лишь если отделена от нее Обето­ванной Пустыней. Иначе говоря, Стихотворением. Отдаваясь же по­этической речи, Земля всегда сохраняется вне всякой близости, illic:

«Юкель, тебе всегда было не по себе, ты никогда не был ТУТ, а лишь ГДЕ-ТО ТАМ...»

«О чем ты мечтаешь? — О Земле. — Но ты же на Земле. — Я мечтаю о той Земле, на которой буду. — Но мы уже друг перед другом. И ногами попираем Землю. — Мне ведомы лишь камни той дороги, что ведет, говорят, к Земле».

Поэт и еврей рождены не здесь, а там. Они скитаются в разлуке со своим истинным рождением. Местные, коренные только в речи и в письме. В Законе. «Вышедшая из книги раса», поскольку они — сыно­вья Земли грядущей.

Автохтонные Книге. И от нее автономные, сказали бы мы, самостоятельные. Чем подразумевается, что поэт не просто получает свою речь и закон от Бога. Иудейской несамостоятельности нет нужды в ходатайстве поэта. Поэзия для пророчества — то же, что и кумир для истины. Возможно, по этой-то причине и кажутся нам сразу же и столь едиными, и столь разъединенными в Жабе Поэт и Еврей, а вся «Книга вопросов» — это также и разбирательство с живущей в несамостоя-