|
О письме. Сам этот термин, во-первых, не может не отсылать к литературе (при анализе которой он и был поначалу пущен в обращение Бланшо), а во-вторых, с легкой руки Ролана Барта (см., например, «Нулевую степень») стал своего рода верительной грамотой структурализма. И, в общем-то, именно с этой стороны и следует понимать «письмо» в названии данной книги, в которой часть эссе посвящено текстам «литературным»4. Но не забывать при этом при ее чтении, что главной 3 Этот несколько рискованный «перевод» названия его книги Glas пришелся Деррида по нраву. 4 При этом нетрудно заметить определенную разницу в подходе к «литературным» и «философским» текстам (забудем простоты ради на мгновение, что сам Деррида никогда не прибег бы к подобному разграничению): в отличие от довольно жесткой критики (точнее — деконструкции) текстов философских (или принадлежащих сфере гуманитарных наук), авангардные литературные тексты служат для Деррида своего рода парадигмой порождения текста в его нелинейной взаимосвязи со смыслом (как будет в дальнейшем и с — также литературными — текстами Джойса, Жене, Понжа, Целана, Бланшо). [421] темой «Грамматологии» тоже является письмо — но уже в другом, чисто дерридианском смысле, который отнюдь не сводится к популярному представлению, будто Деррида просто-напросто переворачивает общепринятую иерархию и заменяет превосходство речи над письмом господством письма над речью. Согласно Деррида, структура письма как вторичного (графического) означивания лингвистических (фонетических) означающих присуща вообще любой операции означивания — в частности, и той, что почитается лингвистикой за изначальную. Подобное «общее» (или архе-) письмо и составляет, собственно, предмет грамматологии. О различии (различении)5. Различие, конечно же, является одним из главных героев этой книги, но в форме подчас достаточно имплицитной. Частично разрозненные нити этой тематики сплетаются воедино в «Различании», добавленном нами в качестве приложения, но два момента все же нужно подчеркнуть особо. Со стороны означающего: несмотря на развернутую критику соссюровской лингвистики за фоноцентризм и основанную на нем концепцию знака, за то, что основным для Соссюра остается метафизическое представление о самоприсутствующем в речи субъекте, Деррида постоянно опирается на постулат Соссюра о произвольности знака; без позаимствованного у него представления о языке как поле играющих различений не состоялось бы и дерридианское различание. И со стороны означаемого: ни в коем случае нельзя забывать о также косвенно присутствующем (при посредстве категории присутствия) в концепции знака хайдеггеровском различении — об онтико-онтологическом различии. Обе эти темы затронуты в настоящей книге лишь вскользь: Соссюр на полях, Хайдеггер — в защите от критики Левинаса, но они (особенно хайдеггеровская, принимающая форму деконструкции метафизики присутствия) постоянно будут возвращаться в новых текстах. И еще один, на сей раз самый банальный смысл различения: как уже говорилось выше, Деррида в «Письме и различии», выказывая, несмотря на критику, несомненное почтение к «отцам-основателям», Гуссерлю и Хайдеггеру, стремится размежеваться с, на первый взгляд, чуть ли не своими единомышленниками, причем наибольшая энергия при этом уходит на размежевание с теми, кто и в самом деле ему близок6 ; этот аспект подчеркивается и естественной в подобных обстоятельствах выведенностью из-под огня критики «литераторов» — Жабе, Арто, Батая, — даже когда они и философствуют. — 395 —
|