Таким образом, по крайней мере в сознании самого Гуссерля, проблема «структура-генезис», похоже, не возникала, а было лишь предпочтение одного из двух рабочих понятий в зависимости от области описания, quid или quomodo наличных данных. В этой феноменологии, где, на первый взгляд и если поддаться традиционным схемам, часты мотивы конфликта и напряженности (это философия сущностей, всегда рассматриваемых в их объективности, незыблемости, априорности; но в то же время и философия опыта, становления, временного потока пережитого, каковое является последней инстанцией; это также философия, в которой понятие «трансцендентального опыта» указывает на само поле размышления в рамках проекта, относящегося в глазах, к примеру, того же Канта к ведению тератологии), нет, вроде бы, никаких столкновений, а умелая работа феноменолога обеспечила Гуссерлю полную беспристрастность в использовании двух всегда взаимодополняющих рабочих понятий. В чистоте своего замысла феноменология, следовательно, была бы смущена нашим предварительным вопросом. Приняв эти меры предосторожности в отношении намерений Гуссерля, я должен теперь признаться в своих. В самом деле, я хотел бы предпринять попытку показать: 1) что под беспристрастным использованием этих понятий кроется прение, которое задает порядок и ритм ходу описания и привносит [199] в него свою «оживленность», а его незавершенность, нарушая равновесие каждого большого этапа феноменологии, до бесконечности обуславливает необходимость все новых редукций и объяснений; 2) что это прение, все время ставя под угрозу сами принципы метода, принуждает, по-видимому, — именно «по-видимому», так как речь идет о гипотезе, способной, даже и не подтвердившись, уловить подлинные черты гуссерлевской попытки, — по-видимому, стало быть, принуждает Гуссерля к нарушению границ чисто описательного пространства и трансцендентальных притязаний его исследования в направлении метафизики истории, где устойчивая структура Telos'a позволяет ему заново освоить, наполнив его сущностью и предписав своего рода горизонт, некий стихийный генезис, который становится все более и более назойливым и, похоже, все менее довольствуется феноменологическим априоризмом и трансцендентальным идеализмом. Я буду следовать то нити прений внутри мысли Гуссерля, то нити сражения, которое он дважды должен был дать на фланге своего исследовательского фронта; я имею в виду полемику, в которой он противостоял таким философиям структуры, как дильтейанство и гештальтианство. — 184 —
|