Об искусстве рассуждения

Мы не придумали названия (noms) для каждого индивида; мы только распределили индивидов на различ­ные классы, которые мы отличаем при помощи отдельных названий; эти классы и называют родами и видами. Например, мы отнесли к классу дерево все растения, стволы которых поднимаются на определен­ную высоту, разделяясь на множество ветвей и образуя из всех своих веток более или менее крупные пучки. Это об­щий класс, называемый родом. Когда затем было замечено, что деревья различаются по величине, строению, плодам и т. д., то стали различать другие классы, подчиненные первому, который их все включает; эти подчиненные классы называются видами. Таким образом, мы распреде­ляем по различным классам все вещи, которые нам из­вестны; благодаря этому способу всем им мы даем предназ­наченное место и всегда знаем, где их взять. Забудем на ми­нуту эти классы и вообразим, что каждому индивиду было дано различное название; мы тотчас же почувствуем, что наша память настолько утомлена множеством названий,

что все перепутала и мы уже не в состоянии изучить предметы, множащиеся на наших глазах, и составить себе о них отчетливые идеи.

Следовательно, нет ничего более разумного, чем это распределение на классы; и когда люди обсуждают, на­сколько оно для нас полезно и даже необходимо, они склон­ны думать, что мы создали его преднамеренно. Но это было бы заблуждением — такой замысел принадлежит исклю­чительно природе; она начала без нашего ведома.

Ребенок вслед за нами назовет дере­вом первое дерево, которое мы ему покажем, и это название будет для него названием индивида. Однако если ему показать другое дерево, ему не придет в голову спросить его название: он назовет его деревом и сделает это названием, общим для двух индивидов. Он делает его также общим для трех, четырех и, наконец, для всех растений, которые ему покажутся имеющими какое-либо сходство с первыми увиденными им деревьями. Это название сделается даже настолько общим, что он будет называть деревом все то, что мы называем расте­нием. Он обладает естественной склонностью обобщать, потому что ему удобнее пользоваться од«им названием, которое он знает, чем брать новое. Таким образом, он обобщает, не имея намерения обобщать и даже не замечая, что он обобщает. Так индивидуальная идея внезапно становится общей; часто она становится даже слишком об­щей; а это случается каждый раз, когда мы смешиваем вещи, которые полезно было бы различать.