|
И, наконец, последнее. Оптимальная адаптивная стратегия научного сообщества, скорее всего, заключается в поиске таких направлений дальнейшего развития исследовательских программ, которые обеспечили бы максимально возможную социальную поддержку, ослабили интенсивность экстранаучного прессинга (не в ущерб научной объективности и при сохранении автономии науки как социального института). В противном случае, негативные потенциальные сценарии социальных последствий развития науки (генетическая дискриминация, стигматизация, нарушения индивидуальных свобод и т.п.) могут стать реальностью, приобрести крайне уродливые формы и значительные масштабы. Ощущение предопределенности судьбы индивидуума, которое в ментальности стимулируется исследованиями тонкой структуры генома, вместе с тем заставляет острее воспринимать классические темы философских рефлексий — свободу воли и соотношение ее внутренней и внешней детерминации. “Для индивидуума свобода может приходить в двух формах — внешней и внутренней. Внешняя свобода — это наше сегодняшнее понимание этого слова. Но существует внутренняя свобода, которая для большинства, если не всех индивидуумов, остается достижимой реальностью. Почти все религии, Кантовский моральный императив, законы, обычаи, психологическая склонность, генетическая предрасположенность, и все остальные ограничения свободы осознаются как причина действия, тогда как само действие остается свободным в наиболее гуманном значении этого слова. Итак, свобода существует в глубине самой темной тюрьмы или после того как мы столкнемся с самым жестоким проявлением последовательностей генов”- такой вывод сделал Д. Хиф, один из координаторов Международного форума по генетической инженерии, завершая свой обзор книги Б. Эплиарда “Бравый новый мир: Генетика и человеческий опыт” [Heaf, 1999]. Тема сохранения внутренней свободы приобретает, очевидно, особую актуальность в условиях достаточно жесткого внешнего контроля над процессом формирования личности. В другой системе ценностных приоритетов, действующей в современной Западной цивилизации, “повседневное понимание” свободы подразумевает внешние гарантии свободного развития индивидуума. И в этом смысле приведенная цитата приобретает особый вес — как предвестник одного из потенциально возможных вариантов коэволюции науки и социума. Критическое условие актуализации подобного исхода — пролиферация стереотипов генетического редукционизма в менталитет современного человека и экспансия методов и технологии генетического тестирования в повседневную жизнь. Восприятие новых генетических теорий и результатов прогресса применения генных технологий приобретает тогда значение институционального фактора, существенного для определения направления будущего развития политической идеологии и, следовательно, политической системы. Иными словами, влияние генетики на социально-политические и этические системы оказывается достаточно ощутимым хотя бы для того, чтобы стать предметом перманентного социологического мониторинга. — 148 —
|