Сочинения в четырех томах. Том 3. Часть 1

1

ными изображениями предметов. Я не мог понять, почему живописец изобразил стол на одной стороне таким широким, а на другой — таким узким. Действительный стол казался мне на далеком конце столь же широким, как и на ближайшем, так как мой глаз производил свои вычисления без моего содейст­вия. Что на изображение стола на плоскости нельзя смотреть как на покрытую красками плоскость, что оно означает стол и должно быть представлено продолжающимся вглубь — это был пустяк, которого я не понимал. Я утешаю себя тем, что и целые народы его не понимали».

Таково свидетельство позитивиста из позитивистов, кажется уж никак не могущего быть заподозренным в пристрастии к «мистике».

Таким образом, все дело—в том, что изображение предмета отнюдь не есть в качестве изображения тоже предмет, не есть копия вещи, не удваивает уголка мира, но указывает на подлинник как его символ. Натурализм в смысле внешне й правдивости, как подражание действительности, как изготов­ление двойников вещей, как привидение мира, не только не нужен, по слову Гёте о собачке возлюбленной и изображении собачки, но и просто невозможен. Перспективная правди­вость, если она есть, если вообще она есть правдивость, такова не по внешнему сходству, но по отступлению от него,— т. е. по внутреннему смыслу,— поскольку она символична. Да и о каком «сходстве», например, стола и его перспективного изображения может быть речь, коль скоро заведомо параллель­ные очертания изображаются линиями сходящимися, прямые углы — острыми и тупыми, отрезки и углы, равные между собою,—величинами не равными, а не равные величины — равными. Изображение есть символ, всегда, всякое изображе­ние, и перспективное и не-перспективное, какое бы оно ни было, и образы искусств изобразительных отличаются друг от друга не тем, что одни—символичны, другие же, якобы, натурали­стичны, а тем, что, будучи равно не натуралистичными, они суть символы разных сторон вещи, разных мировоспри­ятий, разных степеней синтетичности. Различные способы изображения отличаются друг от друга не так, как вещь от ее изображения, а—в плоскости символической. Одни более, дру­гие менее грубы; одни более, другие менее совершенны; одни более, другие менее общечеловечны. Но природа всех—сим­волична.

И перспективность изображений отнюдь не есть свойство вещей, как мыслится в вульгарном натурализме, а лишь прием символической выразительности, один из воз­можных символических стилей, художественная цеіпюсть коего подлежит особому обсуждению, но именно как таковая, вне