Сочинения в четырех томах. Том 3. Часть 1

Есть ли нужда, после этих приборов, в еще большем дока­зательстве, что перспективный образ мира — ничуть не есте­ственный способ созерцания? Потребовалось более пяти­сот лет социального воспитания, чтобы приучить глаз и руку к перспективе; но ни глаз, ни рука ребенка, а также и взрослого, без нарочитого обучения не подчиняются этой тренировке и не считаются с правилами перспективного единства. Люди же и со специальным обучением впадают в грубые ошибки, лишь толь­ко остаются без вспомогательного геометрического чертежа и доверяются своему зрению, совести своих глаз. И, наконец, целые группы художников сознательно выражают свой протест против покорности перспективе.

После этого неудачного опыта полутысячелетней истории остается только признать, что перспективная картина мира не есть факт восприятия, а—лишь требо­вание, во имя каких-то, может быть, и очень силь­ных, но решительно отвлеченных соображений.

А если обратиться к данным психофизиологическим, то с необходимостью должно признать, что художники не только

1

не имеют основания, но ине смеют изображать мир в схеме перспективной, коль скоро задачею их признается вер­ность восприятию.

2. ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ПОСЫЛКИ XIII

В только что изложенном сопоставлен ряд исторических разъяснений. Пора подвести итоги и высказаться уже более по существу, хотя разработку соответственных вопросов, в связи с анализом пространства в изображениях, автор и отлагает до другой книги.

Итак, историки живописи, как и теоретики изобразительных искусств, стремятся, или, по крайней мере, еще недавно стреми­лись уверить прислушивающихся к ним, будто перспективное изображение мира есть единственное правильное, как од­но только соответствующее подлинному восприятию, ибо естественное восприятие якобы перспективно. Сообразно с та­кою посылкою, отступление от перспективного единства рас­ценивается, затем, как измена правде восприятия, т. е. искаже­ние самой реальности, по причине ли графической безграмот­ности художника, или ради подчинения рисунка сознательным задачам—орнаментальным, декоративным или, в лучшем слу­чае, композиционным. Так или иначе, а отступление от норм перспективного единства оказывается, по означенной оценке, ирреализмом.

Однако и слово и понятие реальность—слишком уве­систы, чтобы приверженцам того или иного миропонимания было безразлично, останется ли оно за ними или отойдет противнику. Немало надлежит подумать, прежде чем сделать такую уступку, если бы она оказалась неизбежной. И то же — относительно слова естественный. Кому же не лестно свое счесть реальным и естественным, т. е. вытекающим без наро­читого вмешательства—из самой реальности. Сторонники ре-нессансового жизнепонимания захватили себе и захватали эти заветные слова, похитив их у платонизма и его средневековых наследников. Но это нам не основание оставить ценности языка в устах, ими злоупотребляющих: реальность и естественность надо показывать на деле, а не заявлять на них голые притяза­ния. Наша задача—вернуть эти слова внукам законных их владетелей.