1 Итак, в чем же проявляется деятельность разума? Согласно афоризму, приписанному Горбуновым3 какой-то купчихе, «капитал-то всякий видит, а разум еще надо доказывать». И если биология говорит о разуме, то очевидно, она себе его «доказывает», переводя на явления своей области. Чем и в чем же доказывает себя разум? Мы считаем, что разум есть то, чем отличается человек от животного. Следовательно, вопрос о проявлении разума равносилен вопросу о том, в чем именно проявляется вовне отличие человека от животного. Если—ни в чем, то мы не имеем права, с точки зрения биологии, говорить о различии. Критерий человечности мы применяем очевидно там, где нам надо решить, имеем ли мы дело с человеком или нет. Когда за стеною мы слышим шум и заметили в нем членораздельность, мы догадываемся, что это говорят люди. Этим мы утверждаем и сознательно-целевую расчлененность звуков. Напротив, <отрицание) человеческого происхождения звуков опиралось бы на мысль о нецелевом их характере, или по крайней мере несознательном. Но ведь звуки могли бы быть исходящими от человека, но нецелевыми? Да, но тогда терялся бы их собственно человеческий характер и они были бы звуками хотя и от человека, но природными. Точно так же, когда были в начале ХІХ-го века найдены куски кремня в каменоломне Мулен-Киньон Буше де Пертом 4, то спор, возгоревшийся в ученом мире около этих кремней, состоял в том, суть ли они дело рук человеческих, или же случайные обломки. Что это значит? Если они суть дело рук человеческих, то сделаны преднамеренно, с целью; и обратно: если они сделаны с целью, то имеют назначение и, следовательно, здесь, в каменоломне Мулен-Киньон, был человек. Но камень, обделанный ввиду некоего назначения, есть орудие. Следовательно, присутствие человека устанавливается наличностью орудий, а самый человек распознается по способности изготовлять себе орудие. Разум экстери-оризуется в орудиях, и орудие есть материализовавшееся проявление разума—биологическое самосвидетельство разума. Скажем более: это есть единственное свидетельство о себе разума, в порядке внешнего познания. «Если бы,—говорит Анри Бергсон,—если бы мы могли отбросить все самомнение, если бы при определении нашего вида мы точно придерживались того, что дают нам исторические и доисторические времена для справедливой характеристики человека и интеллекта, мы не говорили бы, быть может, Ното sapiens, но Ното faber. Итак, интеллект, рассматриваемый в его исходной точке, является способностью фабриковать искусственные предметы, в частности из орудий создавать орудия, и бесконечно разнообразить их выделку»5. Человеческая деятельность, как таковая, характе — 330 —
|