Сочинения в четырех томах. Том 3. Часть 1

IV. Тезис и антитезис антиномии, будучи сопряжены друг с другом, взаимно пронизываются друг другом и взаимно друг друга являют. Ведь культура никогда не дается нам без стихий­ной подосновы своей, служащей ей средою и материей: в основе всякого явления культуры лежит некоторое природное явление, культурою возделываемое. Человек, как носитель культуры, не творит ничего, но лишь образует и преобразует стихийное. И наоборот, природа никогда не дается нам без культурной

1

своей формы, служащей ей сдержкой и делающей ее доступною познанию: подобно тому, как пища не входит в состав нашего организма, не будучи сперва усвоена организмом и преобразова­на им в наше тело, так и природа не входит в наш разум, не делается достоянием человека, творца культуры, не преображен­ная предварительно культурною формою. Мы видим не «звез­ды», не звезды вообще, а семь звезд Большой Медведицы, такой-то величины. «Звезды»—это уже форма, приданная при­роде культурою, и в духе Бюхнера следовало бы сказать, что нигде на небе не написано, что звезда есть звезда. Слова, термины, имена—это очи ума, и без наименований различных порядков—нет не только науки, но и восприятия. И потому — «семь», «таких-то величин», «Большая Медведица», «такой-то конфигурации», «на небе», «в 1919-м году, такого-то месяца и числа», «в таком-то часу», «под такою-то широтою» и т. д. и т. д. до бесконечности — все это формы, имеющиеся у нас вовсе не из Природы, а из Истории, и при том из длинной и сложной Истории, отложившей тонко-структурные семемы, и только этот ряд культурных форм-терминов, предусловий созерцания — понятий, схем, теорий, методов, выработанных культурою, дает нам возможность созерцания и даже самого восприятия. Явле­ние культуры все расслояется на ряды естественных, природных предусловий своего бытия; явление природы, напротив, все расслояется на ряды исторических, культурных предусловий своего осмысливания,—на ряды терминов, вне которых и без которых смысла нашего явления просто нет. Тут обнаруживает­ся глубочайшая связанность культуры и природы, друг на друга не сводимых, но друг без друга не существующих. Мы видим на небе если не Имя Божие, то целые страницы учебников, арифме­тики, геометрии, физики, астрономии, мифологии и т. д., так что нет ничего принципиально невозможного, что таким же путем можно видеть и страницы из Библии; по крайней мере следовало бы видеть, и ссылка на невидение есть лишь расписка в мало-культурности. Лаланду же отвечаем: «А мы на всем небе не нашли следов математической закономерности,— ибо искали, чтобы закон тяготения был написан огненною формулою». Тут припоминается известный анекдот об умном мужике. «Я пони­маю,—говорит он,— что можно было сосчитать звезды и опре­делить их расстояния, но скажите, ради Бога, как вы,— спраши­вал он астронома,— как вы узнали их названия?» Я хочу сказать, что названия звезд суть продукты культурного творчества ни­чуть не более, чем расстояния между ними или закон тяготения, но люди, мало вдумывающиеся в проблему знания в связи с языком, делают тут какую-то принципиальную разницу.