Сочинения в четырех томах. Том 3. Часть 1

Но скорби не проходили, все уплотнялись. Они стали не­стерпимыми, терзали до боли, до крика. Тусклым лучом прони­цала Звезда; тягостны были слова утешения...

1

Потом мы стали ходить вечерами с А11. Мы знали, что Ангел, в бережных объятиях, несет нам радость,— нашего В 12. Утраченный Эдем, не дававшийся памяти, как-то вспоминался в нашем мальчике. И Звезда Вечерняя был наш мальчик, чрез небесные сферы нисходивший к нам, «грядущий в мир»13, и мальчик наш был Звездой Вечерней, носимой под сердцем. Мы подарили ему Звезду, она стала его Звездою, но она оставалась и нашим сердцем. Прозрачная полумгла ниспадала на мир, но, сгущаясь в сердце, уплотнялась там в Звезду Утрен­нюю: в Жемчужину. В сыночке просвечивал потерянный Рай; в сыночке забывалось тоскливое Древо познания добра и зла. Муки опять не исчезли—лишь смягчились и растаяли, и рассти­лались в сердце беспредельным морем. Но над пучиною скор-бей сияла под сводами сердца Звезда Утренняя, и в ее лучах волны рассыпались длинною жемчужною полосою. И все было хорошо: скорби, радости. И все было грустно...

Потом Милосердный ІЪсподь дал мне стать у Своего Престо­ла14. Вечерело. Золотые лучи ликовали, и торжественным гим­ном Эдему звучало Солнце. Безропотно бледнел Запад—к Запа­ду был обращен Алтарь, расположенный высоко над землею. Гряда облаков простиралась над Лаврой,—как нить жемчужин. Из алтарного окна видны были четкие дали, и Лавра высилась как горний Иерусалим15. Всенощная... «Свете ? и ? и й» совпа­дало с закатом. Пышно нисходило умирающее Солнце. Сплета­лись и расплетались древние, как мир, напевы; сплетались и рас­плетались ленты голубого фимиама. Ритмически пульсировало чтение канона. Что-то в полумгле вспоминалось, эдемское, и грусть потери таинственно зажигалась радостью возврата. И на «Слава Тебе,показавшему нам Свет»знаменательно приходилось наступление тьмы внешней, которая тоже есть свет, и Звезда Вечерняя сияла тогда в алтарное окно, а в сердце опять восходила неувядаемая радость пещерного сумрака. Тайна вече­ра соединялась с тайной утра, и обе были одно. В эти краткие припоминания чего-то, что было и что живет у недр бытия,— в эти миги Денница лучилась и сияла сердцу.

* * *

Эти две тайны, два света—рубежи жизни. Смерть и рож­дение сплетаются, переливаются друг в друга. Колыбель — гроб, и гроб—колыбель. Рождаясь—умираем, умирая—рож­даемся. И всем, что ни делается в жизни—либо готовится рождение, либо зачинается смерть. Звезда Утренняя и Звезда Вечерняя—одна звезда. Вечер и утро перетекают один в дру­гой: «Аз есмь Альфа и Омега»16.