Сочинения в четырех томах. Том 2

«Представим себе,— говорит один историк филосо­фии7,— представим себе, что по истории Западной Ев­ропы мы не имеем ни одного письменного памятника до конца крестовых походов. Мы сразу застаем сложивший­ся феодальный строй с его рыцарством, католическую церковь с ее иерархией, монашескими орденами, догма­тами, культом, с ее святыми. Что знали бы мы о преды­дущей истории, о начатках феодального строя, о великих переселениях народов, о борьбе христианства и язычества, о борьбе Рима и варваров, о происхождении христиан­ства? У нас остались бы древние могилы, развалины и храмы, остатки римской и германской старины. Но сколько праздных и ложных гипотез было бы выска­зано для объяснения всего этого археологического мате­риала! Остатки древнехристианских памятников или на­чало готики принимались бы за признаки глубокого изменения в составе народонаселения или иноземного

1

нашествия; действительные передвижения народов, на­оборот, прошли бы незамеченными».

В таком положении мы именно и находимся по от­ношению к древней Греции (Э. ? е й е ?)8. Век культу­ры, запечатленный в «Илиаде», по справедливости ха­рактеризуется современными историками Греции, вроде Э. Мейера, Пёльмана, Мёррэя и др., как «Гре­ческое Средневековье», das griechische Mittelalter, по вы­ражению немецких ученых. В истории человечества ми­ровые дни культуры периодически сменяются более длинными мировыми ночами культуры,— говорит Вяч. И. Иванов, мудрый поэт и глубокомысленный исследователь религии. Такою ночною, архаическою культурою, такою ночью является, например, Западное Средневековье: — ночью «не в том смысле, в каком ут­верждается ночная природа этой эпохи мыслителями, видящими в ней только мрак невежества,— но в ином смысле, открытом тому, кто знает, как знал Тютчев, ночную душу»9. Так же вот в Трое, Микенах иТиринфе густеет ночь архаизма. Цветущая же, дневная пора древности соответствует новому време­ни: VII и VI вв.— ХГ?-му и Х?-му, ?-му, а культура эл­линизма может быть приравниваема с современною10. Уже вечереет небо, уже разливается в воздухе прохлада. «Первые звезды зажглись над нами. Яснее слышатся первые откровения вновь объемлющей свой мир души ночной»11. Мы пережили век утонченности, а затем — и переутонченности; теперь же начинаются искания ар­хаизма и отвращение от рациональности. Самый прочный из оплотов рационализма — научное мировоззрение — падает на наших глазах под прибоем растущего прилива. Близко новое средневековье; и народные мас­сы с Востока, кажется, уже идут исполнять, устремив­шись на Западную Европу с севера,— идут исполнять свое обычное историческое назначение — рушить.