Сочинения в четырех томах. Том 2

При этом предполагалось, что философия возникла из ничего и что ум первых философов представлял со­бою tabula rasa — вощичек7*. Сперва, мол, не было ни­какого миросозерцания. Но досужий купец Фалес обратил внимание, что вода имеет большое значение в экономии природы, и отсюда умозаключил, что она и есть то, из чего все произошло.

В параллель с таким удобным способом изложения истории философии излагалась и история рели­гии. Тут светлое — а порою и блестящее — царство го­меровских богов, возглавляемое Зевсом, тоже казалось чем-то само собою разумеющимся, и вопрос шел не об истории религии в более глубокой древности, а о фантастических и антинаучных спекуляциях насчет сущности этих богов,— натуралистические ли это аллегории, исторические (эвгемеристические **, этиоло­гические) или метафизические,— дело от того не меня­ется. При этом молчаливо подразумевалось, что есть эта, рационально-выразимая «сущность» богов (=«сущность» религии) и что найти ее во всяком случае можно,— тре­буется лишь достаточно остроумия. Задача о нахождении «сущности» религии имела себе точную параллель в ес­тествознании (perpetuum mobile), в математике (квадра­тура круга, уравнения 5-й степени, трисекция угла и т. д.) и в других дисциплинах и выражала догматическое умо-настроение. Но как в иных дисциплинах был по­ставлен критический вопрос о самой возмож­ности искомого решения, и притом во многих случаях решен отрицательно, так же точно и в истории

1

и философии религии, с большею или меньшею отчет­ливостью, ставится наконец этот хотя и запоздалый, но в существе своем первый вопрос — вопрос о вопро­се,— вопрос о возможности остальных вопросов. Одним из симптомов этого религиозно-философского и религиозно-исторического критицизма является книга В. Джемса о религиозном опыте5. Она важна именно как знамение разрыва с догматизмом в философии и истории религии, как знамя перелома настроений.

Соблазн задачи о сущности богов,— сущности, разумеваемой не как религиозная же, «имманентная» для религии величина, а как величина инородная, «трансцендентная», trans, по ту сторону границы религии стоящая,— этот соблазн увеличивался от казавшейся са-мо-очевидною недавности возникновения богов, еще будто бы прозрачных для зоркого исследователя. И тем большая недавность приписывалась философии.

Как-то не задумывались исследователи над тем, что ионическая философия, равно как и гомеровский эпос, есть не изначальная данность, а «зрелый плод многове­ковой культуры» и «сложное историческое образова­ние»6. Эпоха за 25 веков до нашего времени казалась лежащею на грани истории,— древнею эпохою в соб­ственном смысле и потому — чем-то примитивным и перво-бытным; за ней не подозревали исторического закала, не чуяли, что этой истории предшествует пра­история. Отсюда-то и вытекало господствовавшее убеждение в элементарности древней философии.