Сочинения в четырех томах. Том 2

Ведь положительный ответ, с его точки зрения, крайне ответствен. Ибо переживание, т. е. «динамиче­ское боговедение», должно, по А. М-чу же, одарять харисмами, на которые притязать придется ему не без смелости.

Он настаивает, что «необходимо отрешиться от схо­ластической статики» (стр. 166). «Мистическое, оно же и единственное отвечающее природе объекта, есть опыт­ное и динамическое» (стр. 122). «Все религиозные авто­ритеты в своем богопознании отправлялись от опыта» (стр. 149). «Мистическое богопознание» определяется А. М-чем «как опытное богопознание» (стр. 148). «Этим определением мы противополагаем религиозно-мисти­ческое богопознание, как утверждающееся на опыте, всякому другому боговедению, опирающемуся: на внеш­ний «авторитет», на «умозрение», на «постулат» и т. д., каково богопознание схоластическое, рационалистиче­ское, практически-философское и т. д.» (стр. 148—149). Но о своей книге А. М. неоднократно твердит, что она не относится ни к схоластическому богословию, ни к рационалистическому, ни к практически-философ­скому. Следовательно, она относится к мистическому. «Думая, что, называя свою идеологию пасхального догмата православно-мистической, мы не посягаем на не при­надлежащее ей имя» (стр. 338). А рецензент думает об­ратное. «Мы видим всех боговедов динамического типа (к ним именно причисляет себя и А. М.) «облеченными силою свыше»: творящими чудеса, пророчествующими, обладающими всякого рода харисмами. Их богопознание не бесплодно для жизни, не ограничивается одною сфе­рою ума: оно подготовляется и сопровождается тяжким целожизненным подвигом и обнаруживается в сладких плодах духовной мудрости и силы» (стр. 170). Хорошо

1

сказано. Но неужели А. М. думает, что я осмелился бы писать рецензию на его книгу, если бы видел в нем что-либо подобное сказанному. Но я не вижу, значит, он не входит в число «всех боговедов динамического типа», значит, он не опыт излагает, а лишь об опыте чужом говорит, что и делает всякий презренный «статический» богослов. Да к тому же «мистический» богослов и аргу­ментировать будет не столько цифрами и текстами, не логической или нравственной обязательностью своих положений, сколько фактами религиозного опыта — «документами живых душ» (стр. 148). Богослов — оче­видно статический — аргументирует «цифрами и текста­ми» не из таблицы логарифмов или из учебника химии, а из Библии и святых отцов. Разве это не документы жи­вых душ? А. М. аргументирует «цифрами и текстами» из Соловьева, Несмелова, Толстого, Тареева, Тэдера, Годэ29* и т. д. Конечно, и это «документы живых душ», но полагаю, что все же, в сравнении с вышеуказанными документами, они менее живы. В чем же преимущество А. М-ча? Говорить о мистике — это вовсе не значит об­ладать мистическим опытом. Восхвалять харисмы — это не то, что иметь их. Своих харисм А. М. еще не показал нам. Поэтому рецензент остается при убеждении, что А. М. рассуждает тем же способом, что и Митрополит Филарет, ???. Иннокентий Херсонский и прочие. И если он подчеркивает невозможность даже сравнивать Ма­кария Московского с Макарием Египетским или Куно Фишера30* с Кантом (стр. 142, 143), то, конечно, роет себе'яму: в богословии он то же, что Макарий Мос­ковский или Куно Фишер — по существу, а не по раз­мерам, конечно. Правильно восклицает А. М. с патетиз-мом: «Нужен мистический религиозный опыт, отвер-зение ума и сердца, чтобы ощущать бесконечность, бо­жественность жизни вообще, «струю» — как говорит Григорий Богослов — «невидимого Божества» в человеке» (стр. 194) и т. д. Но недостаточно восклицать, надо и в самом деле иметь все это, и криком тут ничего не поделаешь.