Двуликий янус

Говоря о «точке зрения», Бахтин имеет ввиду здесь ценностную позицию как момент эстетической (архитектонической) формы, которую следует отличать от «композиционных точек зрения», являющихся «условными точками опоры вне своего героя, которые предоставляют чисто технические, узкоформальные моменты рассказа, композиции произведения...» (13)*.

Первый момент эстетической деятельности - «вживание», во время которого я должен использовать внешнюю выраженность человека как указание, технический аппарат вживания - путь, с помощью которого я почти сливаюсь с ним изнутри. Но полнота внутреннего слияния не является последней целью эстетической деятельности, которая собственно еще и не начиналась. За вживанием должен следовать возврат в себя, на свое место и лишь отсюда материал вживания может быть эстетически осмыслен и завершен. Без возврата мы имеем дело с паталогией. Вживаясь в страдания другого, я переживаю их именно как его страдания, в категории другого. Отнесение пережитого к другому - обязательное условие продуктивного эстетического вживания.

Теперь внешняя выраженность другого выполняет не сообщающую функцию, а становится пластической ценностью и выполняет функцию завершающую. «Следует иметь в виду, что моменты вживания и завершения не следует друг за другом хронологически, мы настаиваем на их смысловом различении, но в живом переживании они тесно переплетаются между собой и сливаются друг с другом» (15). Тот или иной момент в каждом отдельном случае может преобладать.

Бахтин последовательно рассматривает, как автор завершает героя с помощью пластически живописных, пространственных ценностей -наружности, объемлющих его внешних границ, внешних поступков человека, объединенных в едином ценностном целом человеческого тела.

В действительной и воображаемой (подчеркнуто нами - Е.Б ) жизни (в мечте о себе и во сне) я выступаю главным действующим лицом, но не представляю себе своего внешнего образа. Я переживаю себя изнутри, как и при восприятии действительности. Отличие мира художественного творчества от мира мечты, сна и действительной жизни состоит в том, что художник должен облачить во внутреннюю плоть главное действующее лицо жизни и мечты. При нехудожественном чтении романа (о чем уже упоминалось ранее) художественное восприятие завершающих моментов и наружности прежде всего - отсутствует и заменяется пассивной мечтой, предопределенной романом: читающий вживается в героя и переживает жизнь его так, как если бы он сам был героем ее.

Чтобы в воображении (подчеркнуто нами - Е.Б.) почувствовать себя извне и перевести с языка внутреннего самоощущения на язык внешней выраженности, необходим возможный носитель ценностной реакции другого на мой внешний образ. Мы вживаемся в какого-то неопределенного возможного другого, с помощью которого пытаемся найти ценностную позицию по отношению к самому себе, из другого стараемся оживить и оформить себя. Необходимо найти в себе авторитетного и принципиального «другого» - автора-художника, побеждающего художника-человека.