Чума

века, и какой-то неодолимый инстинкт подобно волне влек меня к нему со

слепым упрямством. Я очнулся, только когда отец начал обвинительную

речь.

Непохожий на себя в красной прокурорской мантии, уже не тот добродуш-

ный и сердечный человек, которого я знал, он громоздил громкие фразы,

выползавшие из его уст, как змеи. И я понял, что он от имени общества

требует смерти этого человека, больше того - просит, чтобы ему отрубили

голову. Правда, сказал он только: "Эта голова должна упасть". Но в конце

концов разница не так уж велика. И выходит одно на одно, раз он действи-

тельно получил эту голову. Просто не он сам выполнял последнюю работу. А

я, следивший теперь за ходом судоговорения вплоть до заключительного

слова, я чувствовал, как связывает меня с этим несчастным умопомрачи-

тельная близость, какой у меня никогда не было с отцом. А отец, согласно

существующим обычаям, обязан был присутствовать при том, что вежливо

именуется "последними минутами" преступника, но что следовало бы скорее

назвать самым гнусным из убийств.

С этого дня я не мог видеть без дрожи отвращения справочник Шэкса. С

этого дня я заинтересовался правосудием, испытывая при этом ужас, заин-

тересовался смертными приговорами, казнями и в каком-то умопомрачении

твердил себе, что отец по обязанности множество раз присутствовал при

убийстве и как раз в эти дни вставал до зари. Да-да, в таких случаях он

специально заводил будильник. Я не посмел заговорить об этом с матерью,

но стал за ней исподтишка наблюдать и понял, что мои родители чужие друг

другу и что жизнь ее была сплошным самоотречением. Поэтому я простил ее

с легкой душой, как я говорил тогда. Позже я узнал, что и прощать-то ее

не за что было, до замужества она всю жизнь прожила в бедности, и именно

бедность приучила ее к покорности.

Вы, очевидно, надеетесь услышать от меня, что я, мол, сразу бросил

родительский кров. Нет, я прожил дома еще долго, почти целый год. Но

сердце у меня щемило. Как-то вечером отец попросил у матери будильник,

потому что завтра ему надо рано вставать. Всю ночь я не сомкнул глаз. На

следующий день, когда он вернулся, я ушел из дому. Добавлю, что отец ра-

зыскал меня, что я виделся с ним, но никаких объяснений между нами не