Искусство как вид знания. Избранные труды по философии культуры

1

ния, а следовательно, и при сознательном отказе от изучения худо­жественного произведения, как такого. И историк, например, быта, знающий и сознающий свои цели и пути, может рассматривать по­этическое произведение как свой источник. Равным образом, тот, кто изучает поэтические произведения как такие, может к иному па­мятнику быта подойти со своими целями и методами, и трактовать его как поэтическое слово. Требуется только, чтобы и у него было сознание своих принципиальных прав на это. В порядке предмет­ном и методологическом это и есть установление своего предмета, поэтического слова, под регулятивным контролем неразрывности заключенной в нем корреляции.

Принципиальным основанием этого определения, и respective са­моопределения, как мы сказали, служит требование: не выходить за пределы данности. Если мы в данном поэтическом произведении или совокупности их открываем объективное содержание и конституиру­ющие его формы, мы в своем анализе не можем выходить за их преде­лы, например, к объясняющим условиям, причинам и т.д., пока ясно не поставим себе цели их абстрактного изучения в интересах для дан­ного произведения внешних и запредельных. Объективность данного произведения исчерпывается им самим. И мы остаемся в нем, как бы глубоко мы в него ни проникли, как бы богатым ни оказалось то его содержание, которое не с первого взгляда было усмотрено в данном, а лишь медленно и постепенно раскрывалось в интерпретирующем ана­лизе самой данности, как бы, словом, ни раздвигались пределы объек­тивного смыслового контекста данности. Принцип - раздвижение пределов, а не выход за них. Отсюда - отмечаемое у поэтов расхожде­ние их житейского и поэтического «мировоззрения». Нужно считать в порядке вещей, что мы открываем тем большее их расхождение, чем глубже проникаем в творимое (фантазируемое) содержание данного поэта. Заостряя это положение, мы могли бы сделать заключение: там и вообще нет поэта, где творческое мировоззрение адекватно житейс­кому. Не может быть такого положения, при котором поэт «И звуков, и смятенья полн», а его «Душа вкушает хладный сон»...209.

Все то же целиком относится к данности экспрессивного содер­жания. Субъективность данного поэтического слова исчерпывается им самим. Объективация субъективного идет вместе с субъективаци-ей объективного в едином осуществлении идеи поэтичности на ос­нове сообщения некоторого смыслового идейного содержания, кон-

209 В порядке практическом я считал бы, однако, методологически оправдываемым изучение поэтического «мировоззрения» из сравнения его с биографическим, но все же при том ограничении, что в биографию мы, для данной цели, входим лишь на­столько, сколько нужно для установления того, что мы определили как социальную относительность субъекта.