Искусство как вид знания. Избранные труды по философии культуры

Хотя подобного рода аргументация прямо апеллирует к определе­нию субъекта, как социального субъекта, все-таки вся она построена на предпосылках натуралистической методологии, и имеет в виду субъекта не как субъекта, не как специфический объект среди «есте­ственных» объектов, а как объект одного с ними порядка. Это — вид­но из той роли, которую здесь играют понятия причины, условий, обусловленности и т.п., которым мы всюду противопоставляем ме­тоды и приемы анализа структуры, критики, интерпретации. Мы хотим вычитать в слове, как и во всяком культурно-социальном фе­номене, все, что в нем заключено, как средстве и знаке человеческо­го общения. Для социального глаза, с его «точки зрения», ничего субъективного, что себя не объективировало бы, просто-напросто не существует. Никакого обеднения или ограбления субъекта здесь нет, раз вне социальной данности и признанное™ его как субъекта вооб­ще и вовсе быть не может, сколько бы ни существовало объектов под названием «animal», «homo», «антролос», «психе», «этнос» и т.д. Для социальной точки зрения эти «вещи», как субъекты, не даны, и они для нее - не вещи («социальные вещи»), а вещи в себе («социальные вещи в себе»), и не в смысле запредельных, скрытых, оккультно-трансцендентных «условий», «причин», «субстанций» и прочего, а в категорическом смысле фикций и недисциплинированно измышля­емых головоломок. И это наше утверждение — не своего рода соци­альный феноменализм, а подлинный социальный реализм.

Действительно, мы утверждаем, что субъект, как социальный субъект, полностью выражается, объективируется, в продуктах свое­го труда и творчества, и во всех, следовательно, таких актах, которые подобным же образом материально запечатлеваются, и только в силу этого признаются, узнаются, наименовываются и прочее, вообще со­циально существуют. «Выражение», как объективацию, надо пони­мать, при этом, возможно широко, так, чтобы считать ее средствами и способами не только положительные знаки, но, например, и отсут­ствие тех или иных знаков, введение одних на место других, как в по­рядке замещения, так и в порядке скрывания их и т.д. Действитель­ное раскрытие субъективности в объективированных субъектом

1

«знаках» достигается из анализа их совокупности, так что каждый «от­дельный» знак должен быть включен в некоторое целое как его член. И только непрерывно восходя от низших единств к все более высо­ким, мы захватываем субъекта во все большей его полноте. Наивно было бы думать, что поэтическая субъективность поэта может быть полностью объективирована, и обратно, вскрыта в данном его про­изведении или в группе их. Полностью субъект-поэт объективирован лишь в полноте своего поэтического творчества, в «полном собрании сочинений», какового на практике не бывает. Но зато вне своих про­изведений поэт и не существует, как поэт. Замечанья вроде того, что не все, что он мог бы сказать, им сказано, что многие его мысли, чув­ства, остались от нас скрытыми за его вынужденным молчанием, за его смертью и т.п., имеют в виду или натуралистический подход к делу, или выходят за пределы данного субъекта, как поэта, и имеют в виду иные его социальные ипостаси. Сама смерть, раз она фигури­рует в качестве аргумента, имеет разное значение применительно к антропологическому индивиду и социальному субъекту: физическая смерть первого еще не означает смерти его как социального субъек­та. Последний живет, пока не исчезло какое бы то ни было свидетель­ство его творчества. Поэтому, и обратно, можно сказать, что и в каж­дом своем «отдельном» произведении субъект дан целиком, но только субъект данного момента. Субъект данного момента, и это надо под­черкнуть, значит данного произведения. В другом произведении он -другой, и, в то же время, в обоих - один и т.д., и т.д. Не стану повто­рять, а лишь напомню, что под социальным субъектом разумеется, как субъект любого момента, любого отрезка времени, и любой совокуп­ности объективации, так и любой структуры: личности, класса, наро­да, школы, направления, течения и т.д.