|
1 начала допускает в качестве источника языкового разнообразия, неодинаковую степень действия силы, создающей язык у разных народов, а затем, как мы уже знаем, и нечто, что нельзя «измерить рассудком и одними понятиями» — фантазию и чувство. Вопросы о роли фантазии и о роли чувства в языковом творчестве - разные вопросы, их анализ приведет к открытию и разных предметных особенностей в структуре слова. Но, как это ни грубо, временно допустим их объединение. Для Гумбольдта не должно быть неприемлемым, если бы, далее мы характеризовали интеллектуальную и устойчивую151 «силу» языкового творчества, как сторону объективности по преимуществу, а языковое творчество в области фантазии и чувства, как сторону по преимуществу субъективности. Как бы мы ни истолковывали сферу последней, со стороны своих формальных свойств она должна представлять нечто самостоятельное по сравнению с первою, и притом должна быть сферою преимущественного словесного творчества. Соответственно, «правила» и идеи, руководящие творчеством, составят самостоятельную область внутренних форм, координированную все-таки с формами интеллектуальными, логическими. Романтические теории, вероятно, настаивали бы на полном произволе творческого воображения и, следовательно, на отсутствии каких бы то ни было «правил». Эти теории находят себе кажущееся подтверждение в том отношении, которое имеют к действительности рациональное творчество, с одной стороны, и свободное творчество фантазии с другой стороны. Если там существует и должно существовать соответствие, то здесь - полный произвол самого творческого субъекта. Однако если мы захотим отделить художественное творчество от простой мечтательности, потока сновидений, бессвязного галлюцинаторного бреда и т.п., то именно художественное творчество носит на себе все следы величайшего напряжения, под влиянием которого простой ассоциативный или персеверационный поток образов превращается в планомерно конструируемый организм. И законы такой органичности творчества в области воображения отнюдь не суть законы соответствующих переживаний, как психофизических или психологических феноменов, а суть именно правила, лежащие в самом организуемом материале, его собственные формы, сочетаемые и упорядочиваемые соответственно руководящей идее творчества. Свобода здесь только в том, что такая идея лежит не вне данного материала и его форм, а в них самих, и потому автономно осуществляется в их единстве, как в художественной форме форм. Последняя приобретает в творчестве фантазии верховное и господствующее значение, так что — 384 —
|