Искусство как вид знания. Избранные труды по философии культуры

1

этого стремления (слово) возвращается к уху. Представление переме­щается в действительную объективность, не отрываясь, однако, от субъективности. «Это возможно только при помощи языка; и без этого перемещения, поддерживаемого языком, хотя бы оно совершалось в молчании, без этого перемещения в возвращающуюся к субъекту объективность, невозможно образование понятия, а следовательно, и никакое истинное мышление»147. Каковы бы ни были собственные неясности и неточности Гумбольдта в изображаемой картине, все же из сравнения его основной идеи с учением Канта видны значительные преимущества гумбольдтовского подхода к вопросу: возможность по­становки первого принципиального вопроса до категорического раз­деления единого словесно-логического акта и его результата, сохране­ние за слово-понятием конкретности на всем протяжении его анализа, динамический характер интерпретации его формальной структуры и никогда не теряемый из виду общий культурно-смысловой контекст как словесно-логического предмета, так и коррелятивного ему един­ства культурного сознания.

Внутренняя поэтическая форма

Поправка Гумбольдта к отвлеченной теории мышления имеет в виду, неизбежного для живого мышления, словесного его носителя и направ­ляет всю теорию на конкретный факт культурного сознания, включа­ющего в себя всякое мышление, будь то прагматическое или научное, как свою составную часть или органический член. Такой вывод нис­колько не является неожиданным при определениях и предпосылках, с которыми мы работаем: определение слова в его результате, как не­которой социально-культурной вещи, а в его процессе, как некоторого акта социально-культурного сознания. И этот вывод - не простая тав­тология. В нем обнаруживается действительно новое, если мы углубим­ся в приводящий к нему путь и свяжем его с утверждением, которое всем сказанным внушается, на первых порах, по крайней мере, как предположение. А именно: слово, со стороны своих формальных ка­честв, есть такой член в общем культурном сознании, с которым дру­гие его члены - гомологичны. Другими словами, это значит, что слово в своей формальной структуре есть онтологический прообраз всякой культурно-социальной «вещи». Превратить это предположение в об­щее правило нетрудно, если обратить положение, что слово есть куль­

Humboldt W. ?. Ueber die Vcrschiedenheit des menschlichcn Sprachbaues... § 9. S. 66-67.

1

гурно-социальная вещь, показав при этом, что признаки слова, как культурно-социальной вещи, суть существенные признаки всякой культурно-социальной вещи. Разумеется, речь идет только о формаль­ных признаках. И тогда ясно, что всем предшествующим именно эта теза и была раскрыта: слово есть единственный совершенно всеобщий знак, которым может быть заменен всякий другой знак, сколько мы вообще всякую социальную вещь рассматриваем как знак. И это не­посредственно вытекает также из того, что слово, как знак, есть, во-вторых - средство общения, а во-первых - условие его. Поэтому ка­кие бы модификации ни вносились в структуру социальной вещи ее содержанием и функциями (политическими, художественными, рели­гиозными и пр.), формально она всегда - гомологична словесной структуре, подобно тому как признаются гомологичными руки, плав­ники и крылья позвоночных. Поскольку логические формы отвечают вообще всяким идеально-предметным формам, становится ясным по­чти безграничность того обобщения, которому подвергается понятие внутренней формы. В анализе всякого культурно-социального обра­зования мы должны уметь выделить, наряду с формами внешнего за­печатления и онтическими формами социального предмета, также всякий раз - формы их взаимоотношения, как формы реализации смыслового содержания этого предмета, всякий раз - особые внутрен­ние формы. И лишь последние, как алгоритмы, т.е. формы методоло­гического осуществления, способны раскрыть соответствующую орга­низацию «смысла» в его конкретном диалектическом процессе.