|
1 сочлененному, без наличия которого и существование, и смысл члена лишены разумного и реального основания. То же толкование приложимо к языку, как выражению национальной психологии. Язык нации, точно так же, как язык всякого более или менее устойчивого социального образования, - класса, профессии, группы, объединенной общею работою, ремеслом, язык двора, рынка и т.п., - подобно индивидуальному языку, есть факт «естественной» речи, общенациональные, диалектологические и прочие особенности которой входят в среду общих социально-исторических условий данного образования, определяют данную речь как «вещь» среди вещей, подлежащих материально-историческому и социально-психологическому объяснению. В таких своих особенностях языки изучаются исторически, а также распределяются, как виды и роды, по отвлеченным признакам, складывающимся в характеристику класса. Добытый путем отвлечения признак, полагаемый в основу классификации языков, может быть внешним, несущественным, неосновным для понятия языка как такого, например, это может быть материальная или психологическая характеристика самой группы, которая пользуется данным языком, это может быть ее антропологическая или расовая (анатомическая, физиологическая и т.п.) характеристика, географическая и т.д. Во всех этих случаях, то, что важно для отвлеченной каузальной связи, в которой изучается языковой факт, считается существенным и для самого изучаемого факта. Другое дело, если мы воспользуемся тем признаком языка, который заставляет нас видеть в нем выражение национального или группового сознания, как поводом для возведения его самого в принцип, по которому обсуждается разнообразие типов и членение типов языкового сознания, как исторического, национального, классового, профессионального и тл. Созданная по этому методу классификация, - конкретная и структурная, — может лечь в основу эмпирической классификации, - (хотя бы для некоторых представителей ее, как в менделеевской системе, и оставались незаполненные места), - но здесь не может быть обратного отношения. Для философии языка только это принципиальное возведение остается направляющим планом и намерением, всякое другое употребление термина: социально-психологическое и историческое, остается лишь поясняющей формальной аналогией или иллюстрацией. Сказанное о возведении изучения эмпирических фактов индивидуального языка, с одной стороны, и коллективного, с другой, до принципиального рассмотрения их существенной природы и смысла, не нужно понимать как задачу установления двух рядов принципов, которые можно было бы умножать и дальше. Такая множественность, доходящая иногда до внутреннего противоречия, присуща только эм — 293 —
|