1 созиданию. Поэтому, расследование влияний на такого рода ум скорее всего следовало бы понимать как раскрытие того контекста умственной жизни и духовных содержаний, в котором он начал сознавать свои творческие силы и из которого мы должны не столько его объяснять, сколько стремиться его уразуметь, как член или как часть, - хотя бы большую и главнейшую, - в объемлющем целом9. На развитие Гумбольдта, по общему характеру его эпохи и по условиям его жизни, быть может, литературные источники оказывали меньше влияния, чем личное общение с лучшими умами времени, и, следовательно, чем та общая духовная атмосфера, которая создавалась в результате такого общения. Поэтому, для биографа Гумбольдта, который хотел бы установить его личное развитие, или для фактического историка, который хотел бы поставить Гумбольдта в его среду, как звено в цепи причин и следствий, пришлось бы, в интересах социологического объяснения, обратиться к исследованию как духовных причин, так и материальных условий взрастившей его эпохи. Собственные произведения Гумбольдта для такого исследования были бы скорее источником вопросов, чем материалом для ответа. Исследователь здесь всегда будет находиться в затруднительном и колебательном состоянии, отнести ли к оригинальному творчеству или к заимствованию, например, новое применение уже готового термина, модификации его и т.п. В другом положении находится тот, кто ищет только уразумения смысла высказанных Гумбольдтом идей и диалектического истолкования их, сперва в общем идейном контексте его времени (включающем в себя, само собою разумеется, как составную часть и всю предшествующую идейную историю), а затем и последующего времени, вплоть до определения места его идей в современном научно-философском мышлении. Для такого исследователя обращение к биографическим фактам, иногда интересное в смысле проверки, себя ли или фактов биографии, по существу - излишне, и даже вредно, -вредно по одному тому уже, что излишне, а кроме того потому, что оно может повлечь за собою неправильные сопоставления и противопоставления. Для такого исследователя единственный надежный источник — собственные произведения автора, через них он решает свои вопросы, в них находит ответы на вопросы смысла. Указанные выше сомнения и колебания не стоят на его пути, так как они касаются вопросов для него иррелевантных. Для него существенны не генезис идей и не место их в связи причин и следствий, а смысл их, место их в логической системе идей и их диалектическая филиация. Выводы интерпретации здесь могут и должны идти дальше того, что explicite заявле- — 288 —
|