Семантическую задачу переходной формы я называю положительной, а семантическую задачу его непереходной формы – отрицательной. Деление это, конечно, условно и относительно, как условно и относительно деление вещественной прямой на положительное и отрицательное направления. Однако сами задачи нередко абсолютизируют. И тогда естественно поляризуется ценностное отношение к абстракции. Те, кто имеет в виду положительную задачу, говорят о научном предназначении абстракции отражать “существо дела”, законы явлений, объективные “формы и ритмы”. Те же, кто имеет в виду отрицательную задачу, указывают на односторонность и бедность абстракции, на ее субъективность, на то, что абстрактность – это “изолированный, неполный момент понятия, в которой нет истины “[82]. Примеров такого полярного отношения к абстракции в истории науки немало. Аристотель, как уже отмечалось, основную ценность абстракции усматривал в разрешении её положительной задачи. Он считал, что приемлемый уровень научного понимания связан с выработкой абстракций, дающих нам модели объяснения и обобщения фактов. Ведь опыт – это всегда регулярность, повторение одного и того же, а осознание “одного и того же”, по мнению Аристотеля,— это необходимый шаг к обобщению и абстракции. Кант, в отличие от Аристотеля, главной считал отрицательную задачу абстракции. Кант возражал против языковой практики употребления глагола “абстрагировать” в переходной форме. “Мы не должны говорить: абстрагировать нечто (abstrahere alquid), но: абстрагировать от чего-либо (abstrahere ab aliquo)”[83]. Этот протест против сложившейся языковой нормы кажется странным, но он легко объясним номиналистической установкой Канта на “исключение абстракций”. Абстрактное, по Канту, атрибутивно, но не сущностно. Поэтому абстрактное не выделяется само по себе как субъект, как ens reale, как онтологическая сущность, а только мыслится как предикат, как ens rationis, как нечто неотделимое от того, что в действительности является сущностью. Отсюда и взгляд на абстракцию как на отрицательное условие познания: “Понятие,— говорил Кант,— осуществляется не благодаря абстракции; абстракция лишь завершает его и заключает в определенные границы»[84]. Общность понятия— это лишь косвенное дело абстракции, поскольку она помогает отвлекаться от того, что не входит в наше намерение, и исключать различное в сходном и тождественном. Рассмотренные примеры типичны, и я не стану приводить других. Но как бы ни складывалось отношение к абстракции в той или иной теории познания, привычка выделять в абстракции ее отрицательный, элиминативный, аспект всегда преобладала в ее словарных определениях. И объяснение этому, пожалуй, простое – в лексическом поле нашего языка слова “абстракция” и “отвлечение” традиционно живут как равноправные стилистические варианты, как слова-синонимы. — 35 —
|