В центре чертовщины

— Она умерла.

— Давно? — поинтересовался я.

— Часа через полтора после вашего ухода, — ответил доктор и, разумеется, не удержался, чтобы добавить. — Если бы не ваш приход, она могла бы прожить дольше.

Я проглотил эту пилюлю и спросил, не говорила ли Лори что-либо перед смертью.

— Ничего конкретного, — сказал доктор, — если не считать нескольких имён и знаменитого особняка Сен-Клер.

— А чем знаменит этот особняк, доктор? — Я весь обратился в слух.

— Тем, что там жил маркиз де Сен-Клер, которого повесили в эпоху Ришелье, послали на гильотину при Конвенте, расстреляли при Наполеоне и снова повесили при Бурбонах, — ответил Фолькнер. — Впрочем, я уверен, что эти имена вам ничего не говорят. Ведь вы, кроме своего 4 июля, кока-колы и маминого яблочного пирога, ничем не интересуетесь?

Я молча проглотил и это, чтобы спросить:

— Если я правильно понял, док, маркиз де Сен-Клер — это персонаж какой-то из ваших легенд?

— Вы неплохо соображаете, — доктор, вероятно, надеялся, что, издеваясь надо мной, он несколько отвлечётся от сознания, что Лори умерла. Я ему не мешал.

— Док, а вы не могли бы рассказать о нём поподробнее? — попросил я, дав себе слово, что вытерплю любые унижения.

— Я не “Британская Энциклопедия”, — отрезал Фолькнер. — А ваш интерес к нашим сказкам после того, как я сообщил вам о смерти этой девушки, мне кажется просто непонятным, молодой человек!

— Ну хорошо, док, — я решил не углублять эту тему. Если уж маркиз де Сен-Клер такая знаменитая личность, я узнаю подробности и без доктора Фолькнера. — А что за фамилии она упоминала?

— В основном две: вашу и какого-то Дегрея.

— Мою?

— А почему вас это удивляет?

— Вы что, док, сказали ей мою фамилию после моего ухода?

— И не подумал. Ведь вы и раньше знали Лори, если я правильно вас понял?

— Гм, а что именно она говорила, вы не можете вспомнить, док? — я почувствовал слабость в ногах и тяжело опустился в кресло.

— Я вам уже говорил — ничего конкретного. Будучи в забытьи, она время от времени повторяла: “Капитан Макинтайр, служба безопасности армии США” и после небольшой паузы: “Поль Дегрей, особняк Сен-Клер”.

— Очень интересно, — одной рукой я налил себе стакан содовой воды из сифона и, рискуя вызвать новый взрыв негодования доктора, всё же спросил:

— Ради Бога, объясните Фолькнер, если уж этот маркиз такая известная, как я понял, личность у вас во Франции, то почему Лори ничего не знала о нём? Во всяком случае, сказала мне, что не знает.

Однако взрыва не последовало.

— Ну, во-первых, — довольно мирно ответил доктор, — он не такая уж известная личность, чтобы его знал каждый. Он всё-таки не Петрушка. (Кто такой Петрушка, я тоже не знал, но уже не стал интересоваться.) И учтите, что бедная девушка не успела получить должного образования в то сумасшедшее время, в котором она жила. Когда началась война, ей было семнадцать лет. Это во-первых. А во-вторых, возможно, она и знала кто такой был маркиз де Сен-Клер — в программе средней школы о нём иногда упоминают, — но что такое особняк Сен-Клер — этого уж, простите, я тоже не знаю.